носу. Босая пятка попала на солнечное пятно, и нагретый камень приятно жжет ее. Слева неустанно шумит море, перебирая волной прибрежную гальку, справа привычными суетливыми звуками – город. Невыносимо аппетитный запах чебуреков, что продаются в двух шагах отсюда в открытом павильоне, дразнит и манит, но мне лень вставать и двигаться.
– Дэвушка, вам не скучно лэжать здесь одной? – слышу я и, открыв глаза, вижу склонившегося надо мной жгучего брюнета, сияющего лучезарной улыбкой доки-соблазнителя.
Черт побери, я же забралась в этот укромный уголок, чтобы насладиться ленивым ничегонеделанием и ни-о-чем-недуманием.
– Не скучно и, более того, я жду Гиви, – бросаю я, напрягаясь под его изучающим взглядом и изо всех сил стараясь не показать своего смущения и раздражения.
Упоминание о неведомом не только ему, но и мне Гиви сбивает пыл навязчивого развлекателя, и он, повздыхав на тему, что достоинства Гиви вполне могут уступать его собственным достоинствам, удаляется. Покой и блаженство, тем не менее, нарушены. Спрыгиваю с парапета, надеваю шлепанцы-вьетнамки, набрасываю на плечо потрепанную полотняную сумку и, поразмышляв, куда можно податься в жаркий приморский полдень, вспоминаю, что в кинотеатре идет последний фильм известного режиссера, а в зале всегда прохладно, и иду к белому, облупленному солнцем и ветрами зданию маленького кинотеатра, пристроившемуся на набережной, рядом с наполненной вечной суетой столовой самообслуживания…
Купалось солнце в жарком зное,
И блюзом бриз морской шептал
Нас было двое, только двое
Прибой нам что-то напевал…
*********
Строки наплыли, завертелись в голове… С грохотом раскрылась дверь, резко возвращая меня из далекого южного полдня в душный зал банка, где я стояла, обливаясь потом и ожидая своей очереди в кассу, чтобы снять деньги, поскольку банкоматы и терминалы дружно отказались общаться со мной, почему-то невзлюбив мою карту.
– Всем на пол и лежать!!!
Я оглянулась и снова выпала из реальности: двое в натянутых на лица черных шапках с прорезями для глаз направляли в нашу сторону пистолеты.
Крупных размеров мужчина, стоящий передо мной в очереди, начал опускаться на пол, ухватив меня за руку и увлекая за собой.
– Второй раз… уже второй раз попадаю, – хрипло зашептал он.
Я рухнула на пол рядом с ним, в животе – холодок, мимо носа прогрохотали тяжелые ботинки, смачный мат повис в душном воздухе. «С днем рождения, дорогая…», – пронеслась в голове очень уместная мысль.
Обошлось, обошлось, а дрожала струна:
Вот чуть-чуть и порвется, но случай решил,
Что еще не пора, что напрасно спешил,
Все, что будет, то будет…
Это нервное. Под впечатлением пережитого там, в зале. Все обошлось… Кто-то успел вызвать наряд милиции, и чудесным образом все обошлось. Я иду домой, не иду, а тащусь, в голове тупо крутятся недодуманные строки про необорвавшуюся струну, а перед глазами прочно, словно пристроенная на мольберте, маячит картина: мимо проводят грабителя, молодого светловолосого парня, он почему-то оборачивается и в упор смотрит на меня, и я леденею от чуть запоздалого или будущего ужаса.
«С днем рождения, дорогая», – твержу я, подходя к дверям подъезда и вспоминая, что так и не купила ни продуктов, ни вина, потому что так и не сняла деньги, а подруги все равно придут поздравлять, хотя, в народе говорят, что эту дату не стоит отмечать, есть в ней что-то не то роковое, не то несовершенное. И сегодня я убедилась в этом.
********
Почти удобно, насколько это возможно, если имеешь дело со старым деревянным креслом с крутящимся вокруг оси сиденьем, устраиваюсь в прохладе маленького полупустого кинозала. Медленно гаснет свет, за спиной заводит свое мерное гудение аппарат, выпуская из бойниц на задней стене поток сплавленных в луче света эмоций. Белый экран оживает цветом и звуком, увлекая в интригу давней по времени, но близкой по сути истории предательства и конформизма. Хотя, о том, что это была история предательства и конформизма, я подумала немного позже, а в тот день я просто лениво смотрела фильм, следя за перипетиями сюжета, возмущаясь поступками героя и время от времени смакуя мысль о вечернем купании или предстоящем позднем ужине во дворе дома, где я квартировала, в беседке, увитой виноградом, среди южной ночи, когда лампа, под старым выцветшим абажуром, очерчивая световой круг, в который рвутся ночные бабочки, крадет у ночи ее черное совершенство. Впрочем, разве я могу помнить такие подробности, да и насколько они важны сейчас?
***********
«Совсем не важны… – останавливаюсь, тупо глядя на закодированную
