я ему и не поверил, ваша светлость, что он грек! – вывернулся старичок-полковник. На лбу его выступила испарина, и он ее промокнул платком.
– Хвалю! – звонко выкрикнул старый князь – будто в ладоши хлопнул. – И все же, господин полковник, о чем вы с ним беседовали?
– Я с ним, ваша светлость, не беседовал! – ответил старичок. Понял, что сказал что-то не то, и тут же поспешно себя поправил: – Он мне вопросы задавал, а ему на них отвечал. Какая же это беседа, ваша светлость?
– Верно, Петр Владимирович, это не беседа! И какие же вопросы он вам задавал? – возвысился над обеденным столом князь Николай Андреевич. До этого момента он сидел и ел черепаший суп.
– Какая численность в нашем полку, есть ли артиллерия, много ли ее – и когда заведем мы свою кавалерию? – выпалил все разом старичок-полковник, чтобы, как говорится, разом и отмучиться.
Конечно, намного легче голову сразу положить под топор, чем четвертованию подвергнуться!
– И что вы ему, господин полковник, на все его вопросы ответили? – Теперь и голос старого князя возвысился, и не над столом, а над бездной кромешной, в которую кто-то сейчас полетит!
– А что я ему мог, ваша светлость, ответить? – Старичок-полковник зажмурился. Бездну эту самую он так, наверное, для себя представил.
Ясное дело, бездна ему не понравилась. И когда он открыл глаза, то сказал:
– Что я ему, лазутчику, мог ответить? У меня для лазутчиков, – заговорил вдруг он строго, – на все их вопросы один припасен ответ! – И господин полковник расхохотался: – Вот он, ваша светлость. – И он, отложив столовую ложку в сторону, показал из двух рук весьма неприличный жест.
– Господин полковник, вы забываетесь! – резко встал из-за стола Бутурлин.
– Нет, это вы забылись, милостивый государь! – встал из-за стола и господин полковник.
– Если бы не ваши лета!..
– Что вам мои лета?
– Извольте. Я готов. На любых ваших условиях. – Бутурлин отставил стул и пошел прочь из столовой залы.
– Штабс-ротмистр Бутурлин, вернитесь, – сказал тихо старый князь. – Вы арестованы мной… как неприятельский лазутчик. – И все присутствующие на обеде, за исключением одного, застыли – будто это и не они вовсе, а их восковые фигуры застыли в тех позах, в коих застигла их историческая фраза князя Николая Андреевича Ростова!
И только управляющий невозмутимо продолжил разделывать ножом и вилкой великолепно прожаренный ростбиф – и заодно и восковую тишину, воцарившуюся в зале.
И серебряный стук его ножа по фарфору тарелки бесцеремонен был и дерзок – ведь не ему подали эту тишину в качестве блюда.
Ел с чужой тарелки!
Что с того, что он знал заранее, или сделал вид, что знал, и потому не застигнут был врасплох и не пребывал, как все остальные, в электрическом потрясении?
Многие были посвящены, и посвящены задолго. Даже успели восковые свои фигуры приготовить – и по причине
