Одни говорили, что мана – это магическая и божественная сила, нечто вроде сверхъестественного электричества. Другие – что мана имеет более приземленную природу и что это, в сущности, эффективность, успех в достижении поставленной цели20. Независимо от определения, мана относилась к религиозным аспектам, так как ею полинезийское сообщество снабжали боги. В системе полинезийских стимулов она играла роль пряника. Точно так же, как нарушения тапу приносили несчастья, соблюдение тапу даровало мана.
Мана, которой обладали вожди, поражала воображение. Они служили каналами, по которым мана поступала в сообщество, а затем тонкими струйками стекала вниз по социальной лестнице, к низшим членам сообщества. Эта роль божественного крана была естественным развитием логики шаманизма: чтобы повысить свою значимость, следовало претендовать на особый доступ к сверхъестественному. (Это не значило, что сами вожди не верили в мана. Неподдельное отчаяние ощущается в том, как новоиспеченный вождь на Соломоновых островах умолял душу умершего предшественника «доползти до богов за мана для меня». Простершись ниц перед усопшим вождем, он объявлял: «Я десять раз ем твои испражнения».21)
Если благодаря мана вождь становился особенным, то тапу закреплял официальный характер этой особенности. Один из наиболее последовательных запретов в Полинезии относился к случайным контактам с вождем. Капитан Кук отмечал, что во время прогулки вождя Тонга его подданные не только освобождали ему путь, но и не вставали, пока он не пройдет мимо. Единственной дозволенной формой контакта был поклон и осторожное прикосновение к ступне вождя22. На некоторых островах простолюдины не имели права даже слышать, как говорит вождь: от его имени к народу обращался спикер – «говорящий вождь». Вероятность фамильярности, порождающей неуважение, практически отсутствовала.
Как будто всего этого недоставало, и вождей зачастую называли потомками богов, а после смерти сами становились богами, если не были признаны таковыми ранее. На некоторых островах вождь совмещал должность верховного жреца, а там, где был жрец, они с вождем действовали в тесном контакте. Это означало, что вождь помогал решать, что относится и не относится к категории тапу – отнюдь не пустячная власть в сообществе, где нарушений тапу всячески избегают.
Словом, полинезийские политические лидеры имели авторитет, равный божественному. Поэтому во время нечастых публичных речей вождя Тонга его подданные обращались в слух, как описывал капитан Кук: «В продолжение речи вокруг царили тишина и внимание, гораздо в большей мере, чем случается в нашей среде во время наиболее примечательных и серьезных дискуссий в наших самых респектабельных собраниях»23.
Этот авторитет и его источник – распространенные особенности вождеств. Натчезы в современном Миссисипи называли вождя «братом Солнца», этот эпитет был призван повысить его статус, так как божество Солнца не имело себе равных. Иезуитский
