Надо запомнить. Жаль. Ну, на, держи, я чужого не беру, – и он всучил Грише мятую десятку.
Гриша с удивлением взял в руки красноватую купюру и с интересом стал рассматривать абрис Ленина.
– Нет, Гриш, все-таки ты – диверсант. Я нутром чую.
Гриша испуганно убрал десятку в карман. Шрудель вздохнул и закурил.
– И когда ж ты меня уже вербовать начнешь, а? Мне деньги позарез нужны.
– Да какой я диверсант? Я тебе потом объясню. Ты сейчас не поймешь.
– Ну да, ну да. Запутался, сбился с пути, связался с дурной компанией, попал под тлетворное влияние гнилого Запада. Ладно. Ты только, когда меня вербовать начнешь, предупреди. А то я спьяну могу отказаться. Ну, что? Сколько там натикало?
– У меня нет часов, – сказал Гриша, понимая, что стремительно усугубляет свое и без того маловнятное положение.
– Ни денег, ни часов. Ты, Григорий, либо шпион, умело маскирующийся под антисоциальный элемент, либо одно из двух.
– Мне ночевать негде, – вдруг тихо и как-то жалобно произнес Гриша.
– Намекаешь на то, что все-таки второе? – с ленинским прищуром спросил Шрудель.
– Намекаю на то, что мне негде ночевать.
– Намек понял. Ладно, бросишь кости у меня.
– Какие кости? – удивился Гриша, подумав, что со Шруделем придется еще и в кости играть.
– О, господи! Ну, переночуешь у меня! Ты что, с Луны, что ли, упал?
– Извини, – испуганно забормотал Гриша. – Это я торможу просто.
– Тормозишь? – недоуменно посмотрел на него Шрудель. – Как это?
– Неважно, – поспешно сказал Гриша, понимая, что отныне придется «фильтровать базар».
– Неважно так неважно… Короче, сегодня у меня, а завтра найдем тебе крышу. Как же тебе все-таки со мной повезло, старик! Я прям тебе завидую. Мне б найти такого друга.
Потом он вскинул левую руку и глянул на часы.
– Ого! Пора идти знакомить тебя с гениями. Только ты народ долларами не пугай. Дай-ка, кстати, глянуть на него.
Гриша достал железный доллар и дал Шруделю.
– Тяжелый, зараза, – сказал тот, возвращая его Грише. – Года на три общего режима потянет.
Всю дорогу к Дому кино Гриша размышлял о создавшейся ситуации, мучительно преодолевая алкогольную расхлябанность мозга. Если удача повернется к нему лицом и он все-таки сумеет вернуться в 2008-й (как это удача будет делать, он, правда, не знал, но на то она и удача), то, как будущий журналист, он смог бы, находясь в 1975-м, собрать кучу интереснейшего материала. Нет, про само время все уже написано-переписано. Но ведь у него есть уникальная возможность задать интереснейшие вопросы известнейшим людям. Например, про их отношение к тому, что происходит, точнее, будет происходить в будущем. «Интервью из прошлого», – мелькнуло в голове готовое название книги. Еще живы не только Высоцкий или Бродский, но и корифеи искусства, заставшие царское время. Это был бы уникальнейший материал. Да он бы просто стал журналистом века!
