набожные – их называли семинаристами. В возрасте двенадцати лет они начинали готовиться в священники и жили в семинарии, однако в школу ходили вместе со всеми нами. Многие из них происходили из христианских семей, поскольку прибыли из Гоа, и у них были португальские фамилии вроде Да Сильва или Да Суза. Подобная набожность меня озадачивала, и я спросил одного мальчика, почему он хочет стать священником. Он вытаращил глаза:
– Тебя самолетом везут в Рим, и Папа посвящает тебя в сан. Сам Папа!
Так что, дело в путешествии?! Я вот, например, мечтал полететь в Лондон и увидеть дом на Бейкер-стрит, где жил Шерлок Холмс. Значит, семинаристы мечтали масштабнее, и я преисполнился к ним уважения.
В нашей школе иногда попадались и новообращенные католики – выходцы из бедных семей, получавшие стипендию. Мальчики-католики каждый день ходили на урок катехизиса. А мы, все прочие разношерстные язычники, могли выбирать – или тоже идти на катехизис, или пойти на урок под названием «наука морали».
Мне до сих пор непонятно, как, собственно, задумывалась «наука морали». Больше всего эти уроки были похожи на логику морали. Целью их было систематическое доказательство истинности христианской этики. Если бы мы поняли эту логику, у нас не осталось бы сомнений, что учение Христа универсально и неопровержимо. А меня и так уже заворожила история Страстей в Новом Завете – в ней было столько боли и поэзии, что никакой логики уже не требовалось. Христа я любил прежде всего как героя приключенческой книги. В самом деле, разве можно представить себе приключения увлекательнее, чем бороться с дьяволом на стороне Бога, пока враги не распнут тебя на кресте?
На уроках науки морали много клеймили мастурбацию и гомосексуализм, однако и то, и другое описывалось очень робко, словно бы вскользь. После урока у нас оставалось ощущение, что нам рассказали о чем-то ужасном, но вот о чем именно, мы так и не сообразили. Воздействие подобных нотаций длилось недолго. А что осталось на всю жизнь? Твердая уверенность, что основа подлинной морали – это любовь. (Как-то мне попалось остроумное определение закона: закон – набор правил, которые устанавливаются, когда умирает любовь.) У нас в семье все любили друг друга, а вот те, у кого дома было иначе, усваивали эти установки с трудом. Мне вспоминается дискуссия о существовании Бога, на которой я присутствовал спустя много лет. На одной стороне был ученый-атеист, который целый час бомбардировал концепцию Творца рациональными аргументами. Закончив, он сел под жидкие аплодисменты, и место за кафедрой занял его оппонент – уютный улыбчивый толстячок, католический священник.
– Почему я верю в Бога? – спросил он. – Потому что так учила меня мать, а я ей верил.
Ему устроили овацию.
К школе Св. Колумбы примыкала школа для девочек при монастыре Марии и Иисуса. Как и наша школа, это была школа без пансиона, основанная в 1919 году французскими монахинями. Территории школ разделяла
