не удовлетворяло понимание мистического сознания, полученное из вторых рук. Чтобы полностью осознать, что такое мистическое переживание, он собирался испытать его самостоятельно. Где-то в 1900 году он организовал вдыхание газа. Под его действием Джеймс испытал объединение противоположностей, которое, по утверждению Блада, составляло суть анестетического откровения. «Под воздействием газа я писал или диктовал фразы, страницу за страницей, – писал Джеймс, – которые для трезвого читателя выглядели бессмысленной чушью, но в момент написания были пронизаны огнем бесконечной рациональности. Бог и дьявол, добро и зло, жизнь и смерть, я и ты, пьяный и трезвый… и пятьдесят других контрастов появлялись на этих страницах с одинаковой монотонностью». Пример его заметок позволяет понять, что происходило в голове Джеймса под действием газа:
Ошибка это вариант рыбки. Тошнота это тошная нота[59].
Для логичного ума такие размышления выглядят бессмыслицей. Однако Джеймс не мог отрицать определенную важность этого эксперимента. «Ключ к переживанию – бесконечно восхитительное чувство сильнейшего метафизического просветления. Истина лежит открытой глазу в глубине большей, чем глубина самого ослепительного свидетельства»[60]. «Нормальное бодрствующее сознание, рациональное сознание, как мы его называем – не более чем специальный тип сознания, а вокруг него, отделенные тончайшими ширмами, лежат потенциальные формы сознания совершенно иного». «Ни одно описание Вселенной во всей ее полноте, – утверждает он, – не может быть конечным, если оставляет эти иные формы сознания совсем без внимания»[61].
Сидя в своей маленькой комнатке на Литейном, тридцатидвухлетний Успенский согласился с Джеймсом и твердо решил, что точно не оставит эти другие формы сознания без внимания.
Успенский рассказывает, что целью его экспериментов с наркотиками был поиск неких фундаментальных ответов на вопрос о реальности магии. К 1911 году он был знаком с существующей литературой по теософии и оккультизму, и как ученый хотел знать, что из этого реально, а что является плодом воображения. К тому времени, как Успенский приступил к исследованиям, он стал известным и весьма уважаемым членом русской теософской общины, писал в ее журналы и читал ее последователям лекции о своих путешествиях. Для философа Николая Бердяева, который враждебно относился и к теософии, и к антропософии Рудольфа Штейнера, Успенский был «самым независимым и талантливым теософским автором». Однако Успенский по-прежнему искал ответы на центральные вопросы своей жизни. Он попробовал на вкус космическое сознание. В 1908 году на борту парохода, идущего через Мраморное море (море на азиатской стороне Турции), Успенский пережил мимолетное мгновение, когда его сознание поразительным образом слилось с внешним миром. Вот как он это описывает:
[Я] вошел в волны, вместе с ними с ревом побежал на пароход. И в этот момент
Melechi A.
Там же. С. 20.
James W.
