глазах ифрита плясала злоба.
– Может, я хочу стать как вы. Может, после десяти тысяч лет на земле я умираю и согласен на мир, чтобы почувствовать вкус своей старой магии. А может, вы с Манижей просто кажетесь мне забавными и неприевшимися, и я с вами развлекаюсь.
– Это не ответ на мой…
– А я перед тобой не в ответе. – Шутливая интонация вмиг пропала из голоса Аэшмы. – Мой союз заключен с госпожой, а не с ее шавкой.
Ярость кипящей волной прокатилась по рукам Дары, в ладонях закружились языки пламени.
– У меня нет госпожи, – процедил Дара. – Я больше не раб.
– Да что ты? – Аэшма кивнул на изумруд, сверкающий на пальце Дары: – Тогда зачем ты до сих пор носишь это кольцо? Потому что красивое? Или потому что слишком боишься его снять?
– Я могу убить тебя, – сказал Дара, шагая к нему ближе. – Мне бы это ничего не стоило.
Аэшма фыркнул:
– Ты не убьешь меня. Ты не бросишь вызов своей бану Нахиде, а она ясно дала понять, что нам нельзя причинять вреда.
– Вы не всегда будете ей нужны.
Коварная улыбка медленно расплывалась по лицу Аэшмы, вселяя в Дару тысячу недобрых предчувствий.
– О нет, всегда. Потому что я могу научить ее магии, которой она может повелевать сама, вместо того чтобы смотреть, как колдуешь ты по ее указке. – Аэшма отошел в сторону, указывая на шеду. – Чем ты и должен сейчас заниматься, правильно я понимаю? – Он прищелкнул языком. – Лучше поторопись, Афшин. Ты же не хочешь прогневать своих командиров.
Дара сосредоточился на своей магии, и она окатила его волной. Огненный жар сошел с кожи, когда он принял свою смертную форму, и его простая туника со штанами превратились в роскошную ало-черную военную форму. Тело облепили сверкающие чешуйчатые доспехи, Дара развел руки в стороны, и в них лег великолепный серебряный лук, переливаясь на солнце.
– Ты все равно не можешь сделать так, – холодно сказал он. – И никогда не сможешь. Хвастайся и петушись сколько хочешь, Аэшма, ибо наступит день, когда ты перейдешь черту и станешь представлять угрозу для бану Нахиды, и тогда я окажусь рядом и покончу с тобой.
– Интересно, – протянул Аэшма, когда Дара развернулся и зашагал прочь, прихватив подготовленный колчан стрел, прежде чем вернуться к шеду. – Потому что я сказал ей почти то же самое о тебе.
Дара застыл на мгновение, стоя спиной к ифриту. Но только на мгновение – больше он не позволит Аэшме играть с собой.
Вместо этого он рассмотрел шеду перед собой. Дара был опытным всадником, но лошади и летающие львы принципиально отличались между собой, преимущественно потому, что этот шеду был не настоящим животным, а скорее продолжением собственной магии Дары, как рука является продолжением тела.
Совершенно новая рука. Вцепившись ему в гриву, Дара вскарабкался на дымчатую спину шеду, и по позвоночнику пробежали мурашки. Несмотря на мрачные обстоятельства, в глубине души Дара, выросший на фантастических древних легендах об Афшинах и великих Нахидах, испытывал
