по телефону. Кузьмич одобряет мою встречу с Пирожковым.
Снова троллейбусы, сначала один, потом другой, кружат меня по Москве. А мысли мои кружатся вокруг Пирожкова. Как, однако, все закономерно в жизни, как все логично цепляется одно за другое, и один поступок неизбежно влечет за собой следующий, его даже можно предсказать, стоит только найти какое-нибудь звено в цепочке событий и верно определить житейские и психологические связи. К примеру, Пирожков…
Я прямо-таки сгораю от нетерпения повидать его.
Вот, наконец, и дом, который мне нужен, огромный, светлый и совсем новый, он растянулся на целый квартал.
Дверь мне открывает девушка в пушистой коричневой кофточке и совсем коротенькой бежевой юбке. Прямые светлые волосы падают на плечи. Девушка весьма привлекательна и, видимо, прекрасно это осознает. Она чуть насмешливо улыбается и, оглядев меня, говорит:
– Здравствуйте. Таким я себе вас и представляла. Заходите.
– С чьих же слов? – спрашиваю я, снимая пальто в маленькой и тесной передней.
– С папиных, конечно. Он в вас, между прочим, влюблен.
– Ну, это не опасно, – шучу я.
– Не волнуйтесь, я в вас не влюблюсь. Вы не в моем вкусе. Слишком высокий.
Девочка, однако, бойкая. Папаша, помнится, обрисовал мне ее совсем по-другому. Впрочем, это обычная история.
– Меня зовут Надя, – говорит она. – А вас? Товарищ Лосев?
– Виталий.
– Вы собираетесь меня защищать? – иронически осведомляется Надя.
– А вам требуется защита?
Она небрежно пожимает плечами.
– Папа почему-то так считает.
– А вы как считаете?
– Я? – Надя кокетливо улыбается. – Что ж, такого защитника иметь всегда приятно.
– Благодарю. А нужен ли он вам все-таки?
Надя смеется.
– Папа вам сейчас наговорит. Он, по-моему, на этом пунктике немного того… – она вертит наманикюренным пальчиком около виска. – Как всегда, тысячи страхов.
– Значит, у вас свое мнение на этот счет?
– У меня всегда свое мнение. А если слушать папу…
В этот момент в передней появляется Пирожков. Он в пижаме и домашних шлепанцах, редкие седые волосы взъерошены, очки перекосились на тонком носике, в пухлой руке зажата газета.
– Наденька, почему ты держишь гостя в передней? – сердито говорит он и оборачивается ко мне. – Извините, пожалуйста. Прошу.
Он распахивает дверь в комнату. Надя небрежно пожимает плечами и удаляется.
Мы с Пирожковым проходим в комнату, довольно уютно обставленную чешским гарнитуром, с новомодной хрустальной люстрой под потолком, и усаживаемся в низкие кресла возле круглого журнального столика.
– Так что случилось, Григорий Сергеевич? – спрашиваю я.
– Случилось то, что я и предполагал, – нервно
