не отличался, иногда им высказывалась его точка зрения на германское военное командование. Однажды он с горечью заметил: «Да, я понимаю – они всегда так цветасто говорили о героической гибели во славу фатерланда, не рискуя при этом собственной головой. А теперь, когда речь действительно зашла о жизни и смерти, они трясутся от страха, ища любую зацепку, любое оправдание. Вот эти герои и привели Германию к краху!»
Вильгельм Кейтель
В основном критические высказывания Шпеера были направлены против помпезной фигуры Геринга, но досталось и безвольному представителю прусского милитаризма – фельдмаршалу Вильгельму Кейтелю. Несмотря на полученное Кейтелем воспитание в духе прусского офицерства, его поведение во время допросов в камере отличалось чуть ли не подобострастием. Начальник верховного командования вермахта, оккупировавшего почти всю Европу и разбитого лишь усилиями коалиции ведущих мировых держав, теперь выгибался в поклонах перед каждым лейтенантом, появлявшимся в его камере, всячески стремясь убедить его, какой малозначительной фигурой он был в Рейхе. Лишенный всех знаков отличия, внешне Кейтель все же весьма напоминал прусского офицера старой закалки. Однако вне своих полномочий он превратился просто в некое аморфное создание. Мысль о том, что фельдмаршал может быть отдан под суд за отдачу или выполнение тех или иных приказов, явно никогда не посещала его. Это не могло не найти свое отражение в некоторых наших с ним беседах.
26 октября. Камера Кейтеля
Я поинтересовался у Кейтеля, каково его мнение об обвинительном заключении, с которым он имел возможность в спокойной обстановке ознакомиться. Параграф, в котором шла речь об ответственности всех членов группы заговорщиков, был выделен карандашом, а на полях имелось его замечание об исполнительности как средстве оправдания:
– Ради Бога, разъясните мне, каким образом мне может быть предъявлено обвинение в развязывании захватнической войны, если я служил не более чем рупором для выражения волеизъявления Гитлера? Как начальник штаба я никакими полномочиями не обладал, я не имел командной власти – никакой. Я должен был лишь спускать штабу его исходившие от него приказы и следить за их исполнением. О его планах в целом я не имел понятия, он исключил все сомнения на тот счет, что в сферу моей компетенции входили исключительно военные вопросы. Предположительно, он стремился, как мне становится теперь понятным, к тому, чтобы все его министры не выходили за рамки своих прерогатив, чтобы никто не имел возможности составить себе цельное представление об его планах. Теперь многое стало мне понятным из того, во что я по глупости своей не вникал, к примеру, вопрос о назначении нового главнокомандующего в 1940 году. Когда генерал фон Бломберг повел себя не лучшим образом в известных всем обстоятельствах (детали милостиво прошу позволить мне опустить), Гитлер потребовал от меня предложить кандидатуру его преемника. Я предложил Геринга, однако он счел его неспособным
