личного состава. Многих красноармейцев укрыли крепостные казематы, и они навсегда остались там – убитые, но непобеждённые.
По белорусской земле 6-я Краснознамённая дивизия шла тяжело. Несколько раз её пытались взять в клещи быстрые танки Гудериана, но остаткам полков чудом удавалось выскочить из окружения. Сданы Бобруйск, Рогачёв, Пинск… Красная армия отступала на восток. Это нельзя назвать бегством: ожесточённые бои не прекращались ни на час. Арьергардные заслоны дивизии стояли насмерть, давая возможность разрозненным подразделениям оторваться от наседавшей немецкой армады. Но силы были слишком не равны.
К пятому июля в составе головного отряда оставалось неполных четыре сотни человек – меньше батальона. Наступил день, когда 6-я Краснознамённая стрелковая дивизия, рождённая ещё в 1918 году и чуть позже получившая имя «Орловская», могла просто исчезнуть вместе со штабом и знаменем, вся до последнего солдата погибнув в яростной схватке с врагом.
Наверное, так и случилось бы. В июле 41-го без вести пропадали не только тысячи людей – бесследно исчезали полки, дивизии и даже армии. Помогла орловцам передышка у небольшого белорусского городка Чериков, что в тридцати километрах от железнодорожного узла Кричев. Здесь штаб догнал отряд под командованием заместителя командира дивизии Осташенко. Местные добровольцы пополнили стрелковые роты. А в городке обнаружился брошенный склад боеприпасов, ездовые обновили лошадей, и пушкари стали глядеть веселее. Наладили связь. Красноармейцы начали копать окопы, готовясь к обороне. Полковник лично ходил, проверял:
– Глубже! В рост копайте! Когда танки пойдут, только полный профиль спасёт! Даже если он прошуршит гусеницами над тобой, встал – и кидай гранату ему в зад!
Бойцы улыбались. С шутками легче жить и воевать. А тут и кухня подоспела. Но горячий кулеш пришлось доедать на ходу: из штаба фронта был получен приказ оседлать Варшавское шоссе и там задержать танки противника. До особого распоряжения. Любой ценой.
Понятно, что любой: отсюда до Москвы меньше пятисот километров, один день пути для среднего танка. Это если без остановок. Потому и такой приказ – остановить во что бы то ни стало.
Шли всю ночь. Как рассвело, увидели, что лучшего места не найти. Сзади осталась небольшая речушка с хорошим названием Добрость и болотистыми берегами, справа – холм с наполовину зажелтевшей пшеницей, слева и впереди – небольшие деревушки. Дорога идёт по мосту через тихую ту речку, потом вверх на холм и дальше прямиком на столицу, золотую нашу Москву. Её-то и приказано оборонять.
Командир противотанковой батареи собрал всех пушкарей в палисаднике крайней избы. Кратко изложил ситуацию:
– На орудийный расчёт осталось по три человека. Придётся работать за двоих. На каждую 76-миллиметровую полковую пушку – по тридцать два выстрела, итого снарядов – девятнадцать ящиков. Плюс десять винтовок по три обоймы на каждую. Четыре лошади. Кухня одна на полк. Боевой приказ – остановить немцев на шоссе, задержать до особого распоряжения. Вопросы есть?
Потом они выбирали позиции для каждого расчёта. Старшему сержанту Николаю Сиротинину досталось место на середине холма, в ста метрах ниже крайней избы. Собственно, он не был командиром расчёта. Он был наводчиком. Но командира убило ещё под Бобруйском, а тех двоих, что числились сейчас при родной «полковушке», он практически не знал. Оба не орловские, новенькие. Люди быстро появляются и быстро исчезают, независимо от того, в наступлении полк или в обороне. Война – это сплошной отдел кадров с бесконечной убылью личного состава.
– Николай! – командир батареи позвал старшего сержанта. Он вообще выделял Сиротинина особо, хотя тот был щуплым, невысоким, скромным, немногословным. Наверное, уважал как хорошего наводчика, одного из лучших в полку.
– Николай! Давай-ка переговори с местными крестьянками. Пусть покажут, какой сарай можно разобрать. Надо бы блиндаж соорудить да хотя бы в один накат брёвнами накрыть. Немцы начнут обстреливать из танков – там можно будет от осколков укрыться.
Николай пошёл в ближнюю деревню Сокольничи. На холме оглянулся разок: хороша позиция! Мост как на ладони, а орудие укрыто деревцами и кустиками, в десяти метрах ничего не видно.
В крайний дом не стал заходить. Постучал в следующий.
– Каго там бог нясе?
Ответил по-белорусски:
– Свае, маци, свае!
– Так заходзь, раз свае, не зачынено!
Прошёл в хату. Земляной пол, печь справа. Напротив – небольшое окно. Посредине стол, скамья. Хозяйка стоит у стола, скрестив руки на груди. Немолодая, пёстрый передник, синей косынкой голова покрыта.
Дальше порога не пошёл. Ещё раз поздоровался. Знать, именно этого и ждала хозяйка, повела рукой:
– Сядай, салдацик!
Сел за
