вдруг покраснела – маков цвет пролился на нее снизу вверх, от живота до бровей, нахмуренных под мокрыми волосами – и беззвучно покачала головой.
А потом нагнулась из ванны и быстро поцеловала в губы.
Поцелуй пробил так, что Ларионов еле дождался, когда сестра ополоснется еще раз и примется вытираться.
Подав ей полотенце, он рванулся в туалет, даже не прихватив журнала.
В последний момент перед началом судорог он подумал не о соседке по парте, которая целый год истязала голыми коленками, а о сокровенных местах сестры.
Это было не просто ненужным, а лежало за пределами допустимого.
После туалета стало чуть спокойнее.
Сестра привычно накормила яичницей, они, как обычно, взявшись за руки ушли в школу. Ничто не выбивалось из распорядка.
Однако он понимал, что случившееся серьезно.
Ларионов помнил сон, но не осталось в памяти, как он взял Нину за грудь.
Он знал, что все сущее меняется. Динамику восприятия невозможно было предугадать.
Днем он боготворил сестру, жил ею, поправлял каждый ее волосок и сдувал с нее пылинки.
Но ночью голова отключалась и верх брало тело.
И не было никаких гарантий, что через некоторое время он не изнасилует сестру во сне – или просто не причинит ей боль – а утром ничего не вспомнит.
Жизнь требовала коррекции.
Вечером брат c сестрой привычно легли в одну кровать, привычно обнялись и завели привычный разговор. Но, почувствовав, что вот-вот заснет, Ларионов расцепил объятия, поднял Нину и молча отвел в другую кровать.
Сестра не спросила причины, но, кажется, не удивилась. Вероятно, случившееся было шоком не только для него.
Ничто другое в их отношениях не изменилось; они продолжали по вечерам нежиться в объятиях и даже иногда целовались.
Подобных эксцессов не повторилось.
Не желая больше рисковать, перед сном Ларионов с особой яростью – иногда по два раза подряд – опустошал себя над «Огоньком», это помогало.
Так они жили, пока в восьмом классе Нина не стала девушкой.
Не подготовленная дурой матерью к переменам, она испугалась и, как всегда, обратилась к брату. Ларионов знал, что кровь, появившаяся без его участия, означает переход сестры в новое состояние, и велел ей поговорить с матерью.
Родители спохватились, наконец осознали, что выросшие дети продолжают жить в одной комнате, и в семье произошла перестановка.
Ларионов переселился к отцу, его место около Нины заняла мать.
3
Тихая семейная жизнь брата и сестры закончилась, ее сменил кромешный ад: мать переключила норов с отца на дочь.
Теперь в доме круглыми сутками стоял крик по поводу Нининого поведения.
Осуждалось все, до сих пор не замечаемое, вплоть до длины юбок, в которых – по мнению матери – Нина напоминала проститутку,
