и положить её на написанную им челобитную». Усмехнувшись, сказал:
– Пусть Федька впредь знает, кому и на что жаловаться. Ещё раз пожалуется – отсеку башку. Так-то!
Дьяк Савелий аккуратно промокнул тряпицей чернила и с поклоном подал царю написанную грамоту. На ней Алексей Михайлович собственноручно написал: «Быть по сему!»
В один из воскресных дней, ранним морозным утром, Москва была разбужена колокольным звоном. Особенно усердно ухал Иван Великий. Столица гудела набатом, зазывая горожан на Красную площадь, где плотники из Стрелецкого приказа спешно рубили сосновый помост. На площади – перестук топоров, фырканье лошадей, шум, крики, ругань.
– А ну живей, дьяволы! – простуженным голосом орал на плотников дьяк Савелий.
Он суетился, требуя от мужиков быстрей разгружать сани, на которых они привезли тес. Борода его покрылась инеем, от шубы валил пар. Дьяк буйствовал неспроста: надо было успеть до заутрени соорудить деревянный помост близ Лобного места – такова воля самого государя Алексея Михайловича.
Щуплый, маленького роста, Савелий петухом налетал то на возчиков, то на плотников, сотрясая морозный воздух кулаками. Стоящие у костра стрельцы громко смеялись.
– Этот душу вывернет наизнанку, – сквозь хохот басил сотник Яков. – Шкуру сдерет, не моргнув глазом!
Похлопывая над костром задубевшими от мороза рукавицами, Яков подумал: «Царь таких жалует. Недаром говорят, что большие дела делают люди маленького роста».
Со стороны Боровицких ворот Кремля, поблескивая на солнце черным лаком и бронзовыми украшениями в виде римской короны, показались легкие старинные санки. В них сидел Артамон Савельевич Ховрин. Поравнявшись со стрельцами, он лихо сдвинул на бок горлатную шапку и на ходу крикнул:
– Ну и ну! Зубы скалите, а площадь пуста. Что скажет царь?
Заметив сотника Якова, приказал:
– Пошли-ка за боярами да посадскими!
Кучер Прохор, обогнув разбросанный строительный материал, рысцой направил лошадь в сторону Москва-реки. Над рекой клочьями висел туман, разгоняемый первыми лучами солнца. Выехали на набережную. Навстречу, низко кланяясь боярину, шли люди. Впереди, как всегда, бежали мальчишки. Шутка ли! По Москве прошел слух, будто у храма Василия Блаженного будут казнить государева преступника.
Покачиваясь на ухабах, Артамон Савельевич откинулся назад, закрыл глаза и до самой бороды натянул волчий тулуп – со стороны реки потянуло сыростью, холодом. Сквозь дремоту он слышал, как Прошка беззлобно ругал кобылу:
– Ну, чертовка, балуй у меня!
Артамон Савельевич приоткрыл один глаз и увидел справа изразцовый, построенный в византийском стиле, дом боярина Хватова. Ехали по Солянке. Лошадь шла ходко, грива её покрылась инеем. Снег из-под копыт монотонно ударял в передок санок. Кучер Прохор, слегка покачиваясь, тихо напевал свою любимую песню:
Когда-то я был ямщиком,
Помещиц богатых возил,
Девчонок
