на экран своего телефона. Мне становится как-то неприятно.
Судя по всему, только мне.
– Может, новенький поможет? – Мистер Дженкинс останавливается прямо передо мной. – Ллойд, верно?
Он протягивает мне руку, но мне не хочется ее жать. Преподаватели не должны поддерживать травлю студентов, какой бы она ни была.
– Меня зовут Генри Дженкинс.
Я киваю, надевая дежурную улыбку, и нехотя жму ему руку.
– Большинство студентов задействованы в рождественском концерте, а мистер Коллинз как всегда не вовремя сообщил о необходимости музыкального сопровождения.
Мне абсолютно наплевать на его слова. Я просто молча соглашаюсь.
– Отлично! – Он хлопает меня по плечу, из-за чего у меня возникает огромное желание сломать ему руку. – Считай, что вокал, ансамбль и сольфеджио ты уже сдал.
– Вы не говорили, что добровольца освобождают от занятий.
– Частично, только во время репетиций. Кстати, о них… – Он смотрит на часы на запястье. – Репетиция в самом разгаре. Мистер Коллинз уже ждет тебя.
Настроение окончательно падает. Меня одолевает странное предчувствие.
Я поднимаю чехол с гитарой и спрашиваю:
– Где проходит репетиция?
– О, я провожу! – Кевин вскакивает с места и в спешке собирает вещи.
Когда мы выходим из музыкального класса, парень облегченно выдыхает и сбавляет шаг, видимо, не желая возвращаться так скоро.
– А я-то рассчитывал, что хотя бы в университете на меня забьют, но нет, – тихо признается он.
– Тогда забей сам.
– У меня… знаешь, у меня вроде как слабая форма аутизма. Люди это замечают. А мне иногда трудно проявлять свои эмоции, но я стараюсь.
– На чем играешь? – Я решаю сменить тему, так как болеет он или нет – мне все равно, это никак не отразится на моем желании общаться с ним.
– Фортепиано и скрипка, немного на басах и ударных могу.
Мы проходим по коридору к лестничному пролету и спускаемся вниз. Настроения совсем нет, а необъяснимое предчувствие подначивает плохие мысли. Даже небольшая экскурсия Кевина не приносит никакого успокоения.
– Мистер Коллинз может показаться весьма эксцентричным, но он отличный учитель и режиссер. Кстати, учителей на актерском называют «мастерами». Но мистера Коллинза называют Зануда Бак.
Кевин отворачивается, чтобы скрыть улыбку, но в его глазах вспыхивает задорный огонек. Мой новый знакомый инстинктивно пытается скрыть свои эмоции, надевает маску «нормального человека», но как же это неправильно. Ненормальные – те, кто вынуждает таких, как Кевин, скрываться под масками.
Внезапно я вспоминаю, как в школе мы с ней устраивали взбучки кем, кто обижал других. Мы хотели, чтобы люди были добрее друг к другу. Она так хотела. Добрее нее я никого не видел. Она всегда излучала тепло и доброжелательность даже по отношению к тем, кто этого не заслуживал.
Я
