в своего учителя. Когда я пробегала поэму глазами, у меня быстро заколотилось сердце, но, чувствуя на себе его взгляд, я постаралась не выдать себя, пожала плечами и самым равнодушным тоном сказала:
– Наверное, это забавно.
Стрейн нахмурился.
– Мне это показалось зловещим, а не забавным. – Поставив книгу обратно на полку, он пробормотал: – Это меня пробрало. Заставило задуматься о судьбе.
Я смотрела, как он садится за свой стол и открывает учительский журнал. У него покраснели кончики ушей, как будто он смутился. Неужели я могла его смутить? Иногда я забывала, что он тоже может быть ранимым.
– Я понимаю, о чем ты, – сказала я.
Он поднял взгляд. В его очках отражались блики.
– Я вроде как чувствую, что все это предрешено.
– Все это, – повторил он. – Ты имеешь в виду то, чем мы с тобой занимаемся?
Я кивнула:
– Как будто я для этого создана, что ли.
При этих словах его губы начали подрагивать, словно он изо всех сил старался сдержать улыбку.
– Иди закрой дверь, – сказал он. – Выключи свет.
В воскресенье перед рождественскими каникулами я позвонила домой по платному телефону в комнате отдыха «Гулда», и мама сказала, что ей придется забрать меня во вторник вместо среды. Это означало лишний день каникул – лишний день без Стрейна. Мне и без того сложно было проводить без него выходные; я не знала, как выживу три недели, так что от этой новости у меня словно земля разверзлась под ногами.
– Ты меня даже не спросила! Нельзя просто взять и решить забрать меня на целый день раньше, даже не спросив. – Моя паника набирала обороты, и я с трудом сдерживала слезы. – У меня есть обязанности. Важные дела.
– Какие дела? – спросила мама. – Господи, чего ты так расстроилась? В чем проблема?
Прижавшись лбом к стене, я перевела дыхание и выдавила:
– Я не могу пропустить встречу клуба писательского мастерства.
– Ах, это. – Мама выдохнула, как будто ожидала чего-то посерьезнее. – Ну, я приеду только после шести. Успеешь сходить на свою встречу.
Она что-то надкусила и захрустела, пережевывая. Меня бесило, что во время наших разговоров она ест, прибирается или одновременно переговаривается с папой. Иногда она брала трубку с собой в туалет, и я понимала это, только когда слышала шум слива.
– Не знала, что тебе так нравится этот клуб, – сказала она.
Я вытерла нос грязным рукавом толстовки.
– При чем тут нравится или не нравится. Я должна серьезно относиться к своим обязанностям.
– Хмм. – Мама снова что-то откусила, и оно снова захрустело у нее на зубах.
В понедельник, когда мы со Стрейном сидели в темной аудитории, я не позволяла ему себя поцеловать. Я отворачивалась и отодвигала от него ноги.
– Что не так? –
