Он сидел на стуле все так же прямо, словно аршин проглотил, а вот глаза стали темно-зелеными, тусклыми, как истертое морскими волнами бутылочное стекло. – Я презираю французов. У них нет желания умирать. Вот почему мы здесь, пьем их вино, спим с их женщинами. Все потому, что они предпочитают жить. Смешно… – Он взмахнул рукой, в которой держал полный бокал. В этом жесте и в голосе Гарденбурга чувствовалась злость. – Эта военная кампания – жалкая комедия. С восемнадцати лет я изучаю войну. Искусство войны. Я знаю его как свои пять пальцев. Снабжение. Связь. Поддержание морального духа солдат. Выбор и маскировка командного пункта. Наступательная тактика при использовании противником автоматического оружия. Важность элемента внезапности. Могу командовать армией. Пять лет жизни. И вот решающий момент. – Он горько рассмеялся. – Великий момент. Всей своей мощью Германия обрушивается на противника. Ну и что же? – Лейтенант смотрел на мадам, которая не понимала ни слова по-немецки, но радостно кивала, со всем соглашаясь. – Я не слышу ни единого выстрела. Я сажусь в автомобиль, проезжаю шестьсот километров и заканчиваю свой путь в борделе. Паршивая французская армия превратила меня в туриста! Никакой войны. Пять лет псу под хвост. Никакой карьеры. В лейтенантах мне ходить до пятидесяти лет. В Берлине я никого не знаю. Нет связей, нет друзей, нет и продвижения по службе. Все зря. Моему отцу повезло куда больше. Он дошел только до Марны, но сражался четыре года и еще в двадцать шесть лет стал майором. А на Сомме уже командовал батальоном, потому что за первые два дня сражения были убиты все офицеры. Гиммлер!
– Да, господин лейтенант! – Гиммлер вскочил. Шампанское не ударило ему в голову, и он слушал лейтенанта с хитроватой усмешкой.
– Гиммлер! Сержант Гиммлер! Где моя женщина? Я хочу французскую женщину!
– Мадам говорит, что женщина будет у вас через десять минут.
– Я их презираю. – Нетвердой рукой лейтенант поднял бокал и выпил. Что-то попало в рот, что-то вылилось на подбородок. – Я презираю всех французов.
В бар вошли две женщины. Крупная, полная, улыбчивая блондинка с пухлыми губами и маленькая, хрупкая брюнетка со смуглым, арабского типа, грустным лицом, сильно накрашенная, с ярко-красной помадой на губах.
– А вот и они, – проворковала мадам. Она одобрительно похлопала блондинку по заду, словно барышник, продающий племенную кобылу. – Это Жанет. То что надо, не так ли? Я уверена, у немцев Жанет будет пользоваться бешеным успехом.
– Я беру эту. – Лейтенант встал, выпрямился во весь рост, расправил плечи и указал на брюнетку. Она одарила Гарденбурга профессиональной улыбкой, подошла к нему и взяла за руку.
Гиммлер тоже приглядывался к брюнетке, но, естественно, безропотно предоставил право выбора старшему по званию, а потому обнял за талию блондинку.
– Chеrie[21], как насчет того, чтобы отдаться красивому, здоровому немецкому солдату?
– Где тут подходящая комната? – спросил по-немецки Гарденбург. – Брандт, переведи.
Брандт
Дорогая (
