были? Помнишь? Не так, чтобы от меня отвязаться, а чтоб самой захотеть?..
– Кто у тебя появился? – вновь ухватилась она за соломинку.
– Значит, не помнишь. – Ему стало скучно и противно. Он сгрёб с полочки свою парфюмерию. – А я помню. До свадьбы это было. Да и то сейчас не уверен – искренне ли было?..
– Вов, как тебе не стыдно! – Она всё-таки беззвучно расплакалась.
– А за что, Наташа? За то, что я тебя любил, устал жить без ответа и ухожу?
– Ты тоже работаешь. – Она размазала ладошками слёзы по щекам.
– Правильно, работаю. И люблю свою работу. Но я и тебя тоже люблю! И одно другому не мешает. А ты… Я у тебя как персик на базаре. «Возми, дарагая, это бэсплатно!» – коверкая слова, протянул он. – Я не хочу быть довеском к твоим переводам. Ты и с детьми-то общаешься наскоро, когда приезжают: раз-два – и опять к компьютеру…
– Да что ты знаешь о моей работе? – уже со всхлипыванием возразила она.
– Да мне на хрен твоя такая работа не нужна! – чуть было не закричал Владимир, но сдержался. – «Работа, работа»… Отдать всю жизнь работе, наплевать на всех близких… Что-то вечное творишь, да? Нетленку? «Детские стихи норвежских авторов». Дура! – всё-таки произнёс он зло. – Ты хоть одного Маршака среди них видела? Или Чуковского? «Нетленка»… И из-за этой дребедени – вся жизнь вокруг вдребезги?! Ну, ты и… – он сдержал язык и быстро прошёл мимо неё обратно в комнату.
Затянул ремни на чемодане. Почувствовал: она здесь.
– Я пока на даче поживу, – сказал он не оборачиваясь. – За месяц, думаю, сниму что-нибудь. Ребятишки приедут – можешь им всё рассказать. Они поймут. – Выпрямился. Оглядел комнату. – Машину я забираю. Подготовишь документы на квартиру – позвони, я подпишу. – Ещё раз огляделся. – Всё. Счастливо тебе. Да вот ключи мои от квартиры… Всё. Привет Норвегии.
И вышел.
Она проревела до вечера.
Сидела на просторной двуспальной кровати и выла белугой, утопив лицо в ладошках. И медленно-медленно качалась из стороны в сторону, будто метроном с ослабленной пружиной.
А за стеной у соседей «плакала» труба из Свиридовской «Метели»…
И сгущались сумерки.
Стемнело.
Она поднялась на ослабших ногах и прошла в ванную.
Опухшее от слёз лицо немолодой привлекательной женщины смотрело на неё из зеркала безразличными глазами. Долго умывалась холодной водой. Утёрлась. И так, с полотенцем в руках, прошла на кухню. Включила кофеварку. Закурила. Увидела полотенце в руках, повесила его на спинку стула.
– Ты только не раскисай, Наташа, – прошептала она, – только не раскисай. Образуется…
Вновь непроизвольно покатились слёзы.
Звякнул зуммер кофеварки. И слёзы остановились. Налила. И снова закурила.
В углу ласково и таинственно светился экран компьютера. И манил к себе…
– Володя, может, останешься? – спросила она, не поднимаясь с кровати.
– Поздно уже. – Носок вывернулся
