свой удел, – на глубокомысленность Назаров ответил глубокомысленностью. – Кому сон, кому явь, кому клад, кому шиш.
– Ты, я вижу, с голопузыми на клад метишь, – недобро срщурился Афоня.
– У меня своя тропинка – мимо чужих огородов, – Назаров полез в карман штанов.
– Не балуй! – Жмыхов сорвал с плеча винтовку, передернул затвор, навел на Федора.
– Дерганые вы какие-то. Одичали, гляжу. Курево достаю, – покачав головой, заметил Назаров и медленно вытащил кисет. – Угощайся.
Мужики не отказались.
– Спасибо, – сказал Веретенников. – Махорка корешки прочищает кишки, кровь разбивает, на любовь позывает.
Некоторое время молча сворачивали цыгарки. Потом прикурили от назаровской спички. Повертели в руках германский коробок.
– Трофейный? – спросил Петр.
– Это точно.
– Ты не навоевался, что ли? На Гриху напал, отобрал ружьишко. Голопузые, слышал, к деду твоему ходили – водку пить за твое возвращение. Не в отряд ли к ним вступаешь? – Афонин голос звучал резко, раздраженно.
– Я навоевался, Афоня. Потому ни в Усадьбу, ни в лес идти не намерен. Я домой иду. А касаемо Гришки… Не люблю я, когда на дороге меня под винтовкой держат. Особливо те, кто с ней обращаться не умеет.
Как всегда рассудительно, заговорил Петр Веретенников:
– Известное дело, русак на трех сваях крепок: авось, небось да как-нибудь. Вот и ты мыслишь: авось, один управлюсь. Небось Бог не выдаст, свинья не съест. Как-нибудь в стороне удержусь. Ан не выйдет. Выбирать нынче треба. За них али за нас.
– Я за себя.
– Ладно, – Афоня-Мельник затоптал окурок в землю, – думай. А мы тебе поможем. Слезай, дальше пешком пойдешь. Телега нам твоя нужна.
– А еще что нужно? – Федор продолжал спокойно курить.
– Мы ее Никите Палычу после вернем, – миролюбиво пообещал Петр.
– Только он сам за ней к нам в лес явится, – зло сказал Афоня.
– И винтовочку мою прихватить не забудет, – встрял в разговор Гришка. – А то моду взял – людям морду бить и ружья отбирать.
Назаров обернулся к нему и наставительно сказал:
– Кстати, Гришка, оружие уход любит. Чистить надо, смазывать.
– Слезай. – Афоня взял винтовку наперевес. – Я давно шутковать кончил. Мне что голопузого ухлопать, что его дружка – едино.
– Ты, дядя Петр, – это подал голос осмелевший Тимоха, – байки подпускать любишь. Вы сейчас шаритесь с оружьем, как лесные воеводы, а байку забыли. Вчера Макар огороды копал, сегодня Макар в воеводы попал, а завтра Макар с потрохами пропал.
– Сойди с телеги, голяк, – Афоня-Мельник передернул затвор. – У тебя мозги с детства в кишку закрутились, так я тебе их пулькой подлечу.
Подражая старшему товарищу, и Гришка навел на телегу свое гладкоствольное оружие.
– Что ж, коли так… –
