повинуясь предыдущему приказу, уже успела добраться до середины площади. Услышав окрик, замерла, как вкопанная. Развернувшись, едва ли не радостно поскакала обратно.
3.
Кира едва добралась до дома. Тихонько сползла с лошади и, прикрываясь её телом, прошмыгнула через двор – авось, мать не заметит ничего странного. Вопреки опасениям Анасташи, похоже, дома не было. Это и к лучшему. Охотница быстро обиходила лошадку, задала ей корма. Тенью через окно просочилась в свою комнатушку, морщась от боли – болело все тело. Тихо выглянула, убедившись, что не ошиблась – она была в доме одна. Немного расслабившись, стянула пыльный охотничий наряд и вышла на двор умыться. Хорошо бы было искупаться целиком, но как-то не располагало самочувствие, да и обстановка, к купанию, когда они закончили, и Пасита отдал команду возвращаться.
Кира вернулась в комнату и прилегла на лавку. Тело болело, на лице наливался синевою огромный синяк. И как это скрыть от матери? Разве что в лес отправиться, пока не пройдёт? Да толку-то? Небось полдеревни её видело.
Скрипнула дверь. А через мгновение в комнату влетели Анасташа и Матрёна.
– Дочка! За что они так тебя? Вот же ироды! – Мать бросилась к Кире, принялась ощупывать, гладить.
– Мам, я в порядке. Ничего страшного не произошло, пара ушибов и всего-то делов.
– Дай-ка взгляну, – знахарка оттеснила причитающую Ташку и начала осмотр. Через некоторое время вынесла вердикт: – Рёбра целые. Синяк, конечно, серьёзный, но до свадьбы заживёт. Хотя и не дело это девке с мужиками биться! – Она с укоризной взглянула на Киру, как будто та сама ходила по деревне и всех задирала. – А вот рана на голове мне не нравится. Много грязи, как бы не было заражения, – знахарка засуетилась, вынимая из большой закрытой корзины всевозможные пузырьки и склянки. – Таша, согрей воды.
Мать вышла, а Матрёна цепко взглянула на Киру.
– Никто не насильничал, – со вздохом ответила охотница на, ещё не заданный, но ожидаемый вопрос, – только немного побили. Да я и сама виновата. Слишком самонадеянно себя повела, вот пропустила парочку ударов…
– Кира, и зачем все это? Пусть уж мужики с Паситой и воюют, если им так надо, а ты ведь девчонка! Куда тебе до него?
Кира горько усмехнулась.
Вошла Анасташа с ковшом горячей воды. Матрёна споро достала маленькую плошку, зачерпнула. Поболтала, слегка остужая, вылила туда содержимое какого-то пузырька и протянула охотнице:
– На вот, пей.
Она принялась споро готовить какие-то примочки. Кира залпом осушила плошку и поморщилась:
– Ну и гадость!
Отвар не был горьким, но имел отвратительный привкус и запах. Разом накатила слабость, веки отяжелели, захотелось спать до умопомрачения. Матрёна тем временем инструктировала Анасташу:
– Вот. Это принимать три раза в день, а мазь на тряпочку и к синякам прикладывать. Мелкие просто намазать достаточно. Дня за три сойдёт. Сильное средство. Верное. Наклонись-ка рану промою.
Кира
