день, но это, если верхами. Обоз же шёл не спеша, жалея лошадей. А посему выходили загодя, планируя ночёвку, ведь ещё день потом торговать.
Одолев две третьи пути, остановились в перелеске. Как водится, выстроили возы кругом. Разожгли костры, занялись обустройством и ужином. Всего на ярмарку отправилось семнадцать человек, не считая четверых подростков.
Ближе к вечеру, когда приблизились к болотам, небо затянуло, пошёл дождь, чему уставшие от жары люди и лошади только обрадовались. Но тот скоро закончился. Прохлады толком не принёс, а вот комарья нагнал тьму-тьмущую. У огня было жарко, зато не докучали кровопийцы – то дядька Аккарий кинул в пламя припасённых еловых шишек. Знахарка Матрёна раздала желающим отвар полыни, чтобы намазаться. Кира же никогда не страдала от насекомых. Те то ли не могли прокусить её одежду, то ли причина крылась в чем-то ином: «А, может, кровь у меня попросту невкусная?»
Когда с делами было покончено, утомлённые дорогой путники расселись вокруг огня, принялись ужинать, да судачить. Кира, прихватив кружку кваса, отошла в сторону и расположилась чуть поодаль. Не хотелось ни с кем разговаривать: «Ну как вопросы задавать начнут не хуже Ануши? Вон какие взгляды бросает Федунька, когда думает, что я не вижу. Небось наплёл уже больше, чем у Лютобора товара в возу припасено».
Заговорил дядька Майрат, темноволосый, с плоским носом и чуть раскосыми, вечно прищуренными глазами, отчего казалось, что он смотрит на собеседников с затаённой хитринкой:
– Слыхал я, на дороге разбойники объявились, сартог их в печень. Озорничают!
Его пра-прабабка была, как ни странно, из степняков, наверное, поэтому природное чувство юмора не позволяло и слова вымолвить, не помянув при этом своих предков.
– Да неужто? – Всплеснула руками Матрёна, самолично отправившаяся в город прикупить редких заморских ингредиентов для мазей и снадобий. Не отважилась послать преемницу.
– Да что нам сделают-то? Они только и воины супротив одиноких путников. А нас же вона – целый обоз, – махнул рукой Аккарий, но глазами тут же нашёл Анушу, убеждаясь, что дочка поблизости.
– Пускай только явятся! – Хорохорился Лютобор.
– Мы им покажем, как на добрых людей рот разевать! – Не желал отставать Федул.
Парням не терпелось удалью похвалиться.
– Ну так давай, показывай скорее!
С разных сторон из темноты раздался дружный хохот.
Деревенские подскочили от неожиданности. Разбаловались, отвыкли мечи под рукой держать. Кто-то бросился за своим к телеге, кто-то схватился за нож – он-то завсегда поблизости, а кто ухватил дубинку посуковатей, ежели таковая оказалась на глазах.
– А выдь на свет, коли не боишься! – Ответил дядька Аккарий по праву обозного.
– А что мне с того-то? Аль трусом окрестишь?
– Да ты, никак, тать, коли в темноте прячешься?
– А я и есть – тать.
– Тать, не тать, а добро надо бы отдать, – присоединился второй
