весело крикнули.
От колодезной очереди Ярослав обернулся к дороге.
Тянулась полубатарея, четыре пушки, и кричал Ярославу тот шароголовый фельдфебель, знакомец по дорожному случаю: позавчера (не месяц назад?) взвод Харитонова вот эти самые, значит, пушки и подмогал вытаскивать из песка.
– О-о! – обрадовался Ярослав и вскинул обе руки, приветствуя не по-офицерски, по-мальчишески. – Водицы не хотите?
– А какá водица? На хлебе не перегнана? – спросил коренастый сбитый фельдфебель, грудь колесом, опять весёлый, как и прошлый раз.
– Соло-одкая, схлебаете! – отозвался ему из очереди чужой пехотинец. – Сверху мусорок, снизу песочек.
Уже солнце сильно сдало на левое плечо, но ещё было жарко.
– Представьте, был колодец досками закидан, но мы разобрали! – криком объяснял Ярослав, однако стыдясь мальчишеской звонкости голоса, никак не умел он огрубить его. – И вода очень сносная, вот все набирают!
Фельдфебель снял фуражку и замахал своим остановиться. У него была маловолосая, вся круглая, вся жёлтая голова, как головка сыра, только крупней. И приделаны были к ней спереди пшеничные усы – толстенькие, а потом с остриями.
Колодец был у начала раскинутого хутора из нескольких домов на широкой поляне. Пушки приняли в сторону. Ездовые несли вёдра для лошадей, а орудийная прислуга волокла бидон с винтовой крышкой, да наверно уже немецкий.
Вызывала зависть артиллерия, что на колёсах везёт себе лишнее необходимое. Но и другую зависть, Ярослав пожаловался фельдфебелю:
– У вас солдаты как солдаты, чес-слово! А у меня – от сохи да сразу в Германию, что с ними делать?
Фельдфебель улыбался довольно:
– У нас – наука. Сохатых нельзя.
Фельдфебель такой был важный, плотный, и заметно старше Ярослава, что юному подпоручику неловко было перед ним за свои звёздочки, неловко быть чином выше да, при тонкости фигуры, и ростом. Всю эту неловкость Ярослав старался искупить вежливым невоенным обращением:
– Как мне вас называть, простите?
– Фельдфебель, как! – улыбался тот, вытирая пот с загорелого лица.
– Ну что вы! По имени-отчеству!
– По имени-отчеству в армии не зовут, – шевельнул усами сыр.
– В человечестве – зовут.
– Меня и в человечестве всю жизнь только Терентием.
– А фамилия?
– Чернéга. – И спросил, как не спросил: – А вас? – потому что мимо Ярослава и колодца, туда, на хутор, насторожились его глаза и маленькие уши. И тут же он скомандовал фейерверкеру, почти не ища и не оборачиваясь: – Коломыка! А як бы не куры там кудахчут! Сходыть с двумя хлопцами. Чувал визьмить, та палками их!
Ярослав огорчился: такие хорошие артиллеристы, такой хороший фельдфебель – и туда же? кто ж тогда устоит? Предупредил:
– А хутор уже почистили. Жителей нет, петуху последнему голову оторвали. В саду, правда,
