Долгоруковской улице была недостаточно светла и недостаточно просторна для работы над большими полотнами, – вспоминал театральный художник А. Я. Головин. – Василий Иванович занимал две небольшие квартиры, расположенные рядом, и, когда писал свою «Боярыню Морозову», он поставил огромное полотно на площадке и передвигал его то в одну дверь, то в другую, по мере хода работы».
Многие из натурных этюдов писались прямо на улице – уже очень красивой и тихой казалась здесь зима, без ветра, в лиловатой дымке ранних вечеров.
«Мы на Долгоруковской жили, – рассказывал Суриков. – Там в переулке всегда были глубокие сугробы, и ухабы, и розвальней много. Я все за розвальнями ходил, смотрел, как они след оставляют… Как снег глубокий выпадет, – попросишь на дворе на розвальнях проехать, чтобы снег развалило, а потом начнешь колею писать… И переулки все искал, смотрел; и крыши, где высокие. А церковь-то в глубине картины – это Николы, что на Долгоруковской».
Картина была показана на XV Передвижной выставке в 1887 году, и, как всегда после окончания большой работы, художник сменил квартиру, чтобы через несколько лет вернуться в полюбившиеся места. Теперь ему надо было справиться со своим горем – смертью жены, попытаться в привычной обстановке обрести душевное равновесие. Весной 1891 года Суриков въезжает в дом № 17, в конце того же года переезжает через улицу – в дом № 18. Это начало его работы над «Покорением Сибири Ермаком» и завершение великолепных портретов сибирских красавиц – Т. К. Доможиловой и Е. А. Рачковской.
Знал ли Константин Коровин, что становился соседом Сурикова? Во всяком случае, в том же 1884 году он, закончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, перебирается из полуподвала на Селезневке на Долгоруковскую. Это была старая мечта, которую наконец-то удалось осуществить. Здесь же у него будет жить и приехавший в Москву из Киева М. А. Врубель.
«Дядя Антон, по моей просьбе, был у Миши и вчера сообщил, что Миша здрав, невредим и весел, – пишет в декабре 1889 года отец Врубеля. – Сошелся с прежними своими товарищами художниками: Серовым и Коровиным, и на днях сообща открывают мастерскую (Сущевская часть, по Долгоруковской улице…)»
Сведения эти не были вполне точными. Мастерская принадлежала К. Коровину, Врубель вообще никакими средствами не располагал.
По ночам в мастерской примерзало к спине одеяло – даже чугунную пристроенную посередине комнаты печурку не всегда было чем топить. Еды часто хватало только, чтобы подкармливать мышь, появлявшуюся у коровинского мольберта. Ванной служил большой красный таз, ставившийся поближе к печке, душем – губка, которую упорно каждый день выжимал себе на затылок Врубель. Он же берется для экономии готовить – печь на той же печурке яйца, но они лопаются – повод для безудержного веселья Коровина. И только дворник выступает время от времени спасителем, устраивая грошовые заказы на именинные поздравительные ленты, для которых Врубель придумывает фантастические по красоте орнаменты и шрифты.
