померкли, возвратив ночи законный мрак, и Николасу показалось, что лицо Фрайманна помрачнело. Но ответ его прозвучал по-прежнему мирно:
– Издалека.
Николас улыбнулся;
– Мы все издалека в том или ином смысле. Циа – не Сердце Тысяч, тут хватает глухих углов. Я вырос в одном из таких. У него даже названия не было. На юге, в трёх сотнях километров от Лораны, есть городок Красные Пески. Он сам по себе захолустье, но там хотя бы есть школа и больница. Наша глушь ещё дальше. У моих родителей была ферма по добыче морепродуктов.
Он замолчал и смотрел на Эрвина с улыбкой, ожидая ответа.
Фрайманн отвёл глаза. Он нахмурился – едва заметно, но именно в этот момент его лицо ярко осветила заоконная голограмма, и Николас понял. «Я был прав, – подумал он, – это здесь. Эрвин, прости меня. Ещё чуть-чуть, железяка, и я замолкну, я не буду трогать твои больные места. Я спрошу у Доктора. Он знает, что с этим делать».
– Я не знаю своих родителей, – сказал Фрайманн. – Мне про них ничего не говорили. Я жил в патронатной семье. В Аргентуме, это на севере.
«Всё, – мысленно сказал ему Николас. – Тема закрыта, Эрвин. Я сейчас же об этом забуду».
– Север? – переспросил он. – Там, где высаживали зелёные леса?
Фрайманн кивнул.
– Они плохо прижились. В низинах уже повсюду красный цвет. Но кое-где на холмах остались рощи зелёного. Говорят, лет пятьдесят назад весь Аргентум был в зелени. Думали, дальше она пойдёт сама. Начнут терраформирование, солёность морей снизят. Но ничего не сделали.
– Я, признаться, всегда считал, что Циа не нужно терраформирование, – сказал Николас. – Я люблю его таким, какой он есть. С ядовитой солью, тайфунами и пустынями. А вы когда-нибудь были на юге? Там красиво.
– Во время Гражданской. Нам было не до красот.
Николас понимающе склонил голову.
…Так оно всё и шло в тот день – вернее, в ту ночь, медленно приближавшуюся к утру. Фрайманн закурил ещё одну сигару. Реннард больше ни словом не обмолвился о чьей бы то ни было родне. Они говорили сначала о Гражданской войне, потом о жизни в провинциях. Основательный сельскохозяйственный Юг совершенно не боялся изоляции, но и на подъём был тяжёл, нервный промышленный Север всеми силами поддержал Революцию, но очень страдал от отсутствия импорта, не только из-за износа оборудования, но и чисто психологически. Николас рассказал, что товарищ Лауфер, всепланетный сисадмин, предпочитает не замечать воровство мерцательного трафика, потому что связь с внешней сетью успокаивает народ. Разговор перешёл на внутреннюю безопасность и Стерлядь лично. Они обсудили детали операции, Фрайманн снова высказался по-солдатски прямо: он не мог понять, чего ради Народное правительство пошло на операцию «Стерлядь». Николас терпеливо объяснял. Потом как-то вышло, что он начал рассказывать про Доктора. Фрайманн Зондера очень уважал и слушал с острым интересом.
А больше ничего не было.
Доктор.
