равновесие сохранял. Он даже поддерживал гостя, помогая ему сойти с крыльца. Тюлькин поочередно спускал со ступенек то левую, то правую ногу и молол несуразное.
– Кто Тюлькин? – вопрошал он. – Ты Тюлькин?
– Ты Тюлькин, – успокаивал гостя хозяин.
– Ну а раз я Тюлькин, то скажи, друг я тебе или нет? Скажи, Петя, друг тебе Тюлькин или портянка?
– Друг, друг, – уверял Петя, но целовать себя не давал.
Они подошли к машине. Тюлькин сел на подножку и хотел петь песни.
– Тише, Коля, – сказал хозяин, – там на углу милиция.
– Милиция! – обрадовался Тюлькин. – А что мне милиция? Я сам себе милиция.
– Оно, конечно, так, – согласился хозяин. – Но чтоб не было неприятностей.
Он наклонился к Тюлькину и что-то сказал ему на ухо, от чего тот как будто на миг протрезвел и полез в кабину.
– Гошка, ты здесь?
– Здесь, здесь он, – сказал хозяин. – Ты смотри, Георгий, не вырони его по дороге.
– Никуда не денется, – сказал Гошка, выжимая сцепление.
Фары с трудом разрывали густой сыроватый воздух, и дорога черной лентой ложилась под колеса. По обе стороны ее стояла непроглядная темнота, только изредка на фоне темного неба вырастали призрачные конические очертания сопок. Далеко в степи помигивали огоньки. Это работали комбайны.
Через несколько километров Гошка свернул в сторону и погнал машину по сырой траве, по едва заметному автомобильному следу. След шел по небольшому склону, машина все время кренилась влево, и Тюлькин валился на Гошку, мешая править. Гошка время от времени отталкивал Тюлькина плечом, но он был тяжелый, не давался и хватался за рычаг скорости. Но потом дорога сошла со склона, и Тюлькин стал валиться вправо. «Откроет дверцу – вывалится», – подумал Гошка. Он затормозил и, обойдя машину спереди, закрыл дверцу на ключ. Тюлькин проснулся.
– Гошка, ты?
– Я.
– А… а куда… ты меня везешь?
– В Поповку.
– В Поповку? А… поворачивай обратно, – он схватился за руль.
– Пусти!
– Поворачивай. У меня… в городе… баба осталась. Я у ней ночевать хочу. Поворачивай.
– Я тебе сейчас как повернусь, – сказал Гошка. – Сиди смирно.
Тюлькин отодвинулся, посмотрел на Гошку и вдруг захохотал:
– Опять по… по морде дашь, опять! Ой, не могу! – стонал Тюлькин. – Как ты меня тогда двинул. Ой, смешно-то! Слушай, – сказал он, перестав смеяться, – а этот-то, он хитрый. На сотню меня надул.
– Кто надул? На какую сотню?
– А ничего… ничего… – Тюлькин помолчал. – Слышишь, Гошка, а баба-то твоя, Санька, спуталась с этим… с Вадимом.
– Что-о? – Гошка затормозил. – Ты что, пешком хочешь идти?
Тюлькин испуганно отодвинулся в угол.
– Да я чего… Я ничего, – забормотал он как сквозь сон. – Вся деревня знает. Кого
