Понятно, что добрый фарфор какашкой не испортишь. Но нам до фарфора далеко.
Глава 6
Если вам случалось пройти через крушение брака – а по статистике, вы через это либо уже прошли, либо пройдете в скором времени, – то вы знаете, что в конце пути всегда вспоминается начало. Может, конечно, это способ подвести итоги, а может – естественная человеческая потребность в сантиментах или в мучениях. Так или иначе, ты стоишь оглушенный на тлеющих руинах собственной жизни, а мысли то и дело возвращаются к первым встречам, к первым дням любви. И даже если твоя любовь возникла не в безмятежные восьмидесятые годы, от этих подретушированных воспоминаний все равно будет веять невинностью, подкладными плечиками в пиджаках, яркими красками из баллончиков, голосами Пэт Бенатар и группы The Cure из динамиков старенького магнитофона. Ты видишь самого себя: как бегал на занятия через весь кампус, как заскакивал в кафе выпить чашку кофе, как танцевал на свадьбе приятеля, как пил с друзьями в баре. И как впервые встретил ее: она смеялась над чьей-то шуткой, закидывала за ухо непокорную прядь, выходила, подвыпив, с подружкой на сцену – спеть “Девяносто девять красных воздушных шариков” (причем настолько осмелела от выпитого, что вспомнила даже немецкий оригинальный текст), а может, просто стояла у стенки с кружкой легкого пива и, выгнув брови дугой, наблюдала за происходящим или шла без куртки, без перчаток, с закатанными до локтя рукавами, а снег все падал и падал…
…или, спеша на занятия, катила на красном велосипеде фирмы “Швинн” через главную университетскую площадь. Я приметил ее еще раньше, запомнил, как развеваются на ветру ее белокурые, забранные в хвост волосы. Мы оба учились на младших курсах и – хотя ни на каких предметах не пересекались – уже готовы были кивать друг другу при встрече. Я не выдержал в тот день, когда она со свистом проехала мимо меня на велике:
– Эй, привет велосипедисткам!
Она резко затормозила и, соскакивая на землю, ссадила ногу до крови о железную педаль.
– Уй, черт!
– Прости, я не нарочно, – сказал я. – Даже не рассчитывал, что ты остановишься.
Она озадаченно подняла глаза:
– Но ты ведь меня окликнул.
Ее зеленые глаза сверкали и искрились. Я сразу заподозрил, что яркий цвет – от тонированных контактных линз, но мне все равно захотелось сочинить об этих глазах песню и, встав под дверью ее комнаты в общаге, запеть серенаду, а друзья ее пусть выскакивают из соседних комнат полуодетые и, одобрительно улыбаясь, толпятся вокруг.
– Ага, окликнул. Прости. Я вообще плохо контролирую импульсы. Окликнул – и все. Не знаю зачем.
Ее смех оказался низким, грудным. Смеяться она любила и умела, по всему видно. Навык. Она смотрела на меня, эта красотка, эта натуральная блондинка, эта девушка, с которой мне было совершенно не на что рассчитывать. Наверняка же откажет – пусть с улыбкой, – но откажет. И вдруг она сказала:
– У тебя пять секунд.
