завоёвывая всё внимание к своей персоне.
– Поверить не могу, что согласился на квартиру, а не на братство, – парирует парень.
– Как будто кто-то запрещает тебе быть там каждые выходные.
Наигранное оскорбление отражается в его карих, почти чёрных глазах, и он сразу решает оправдаться:
– Там много девчонок.
– Не слышал о смешанных домах. Весь отряд тянется туда на выходных. Как только учуешь запах алкоголя – свисти.
В следующую секунду, усмешка тянет уголки его губ вверх.
– И ты не пойдёшь.
– И ты тоже.
– Пойду, – улыбается он.
– Да, когда отполируешь форму.
– Нужно как-то развлекаться. Из нас двоих, серьёзней настроен ты.
– По причине того, что хочу связать с этим будущее.
– Ты мог бы пойти по…
– Да-да, давай не будем? – устало прошу я. Вопрос, который всегда будет ходить за мной по пятам.
Рэн корчит лицо, но это происходит каждый раз, когда мы достигаем данной темы с любым человеком, и я отрезаю её на корню. Каждый считает своим долгом спросить, почему я не пошёл по стопам отца, и каждый раз все слышат, что это не их дело. Никто не обязывает меня заниматься боксом и питаться к нему неземной любовью. Это удел и прерогатива отца и Мэйсона, но не моя. Меня не принуждают. Я свободен в выборе. И мой выбор – это хоккей. Я доволен, чем занимаюсь и тем, чего достиг. Мне доводилось пробовать разные спортивные секции, но именно на хоккее задержался и, кажется, остановился. Несмотря на это, периодически я всё равно могу прийти в зал и поколотить грушу, но в исключительном случае. Вся наша семья, а точней мужская линия, соткана из любви к спорту. Отец, Мэйсон, я, дядя, его сын и мой брат Трэй. Ни один из нас не пошёл по тропинке искусства и не достиг великого духовного дзен. Мы тонем в спорте, который является второй жизнью. Это отдельная сторона каждого из нас.
Темный дизайн квартиры явно готовился под мужскую закалку, светлый только ламинат на полу. Кирпичные стены уходят в пепельного оттенка стены, которые кажутся практически чёрными. Гостиная и кухня не разделены. По правую руку во всю стену растянулась чёрная матовая кухня, достигающая потолка, центр занимает барная стойка с четырьмя стульями, над которой нависают лампочки. По левую руку – угловой диван и телевизор напротив, за спинкой первого расположилось громоздкое окно, половину которого закрывают шторы. Протянутый коридор между кухней и барной стойкой, за которым удаётся разглядеть несколько дверей напротив друг друга.
– У тебя есть время, пока не прикатил Картер.
– Отпадно, – киваю я, закидывая сумку на плечо.
– Нам будет очень весело втроём, – устало выдыхает Рэн. – Я могу загадывать желание.
– Узнай все условия, возможно ли сделать это между именем и фамилией.
– Я занял первую. По левой стороне ванная и туалет.
Открываю вторую дверь и следом за ней сразу третью. Они абсолютно идентичны друг другу.
– Отличная шутка, – говорю я.
– В последней больше окон, – довольный собой, улыбается Рэн.
– Беру третью, чтобы видеть вас как можно реже.
– Или быть ближе к ванной.
– Двойной плюс, – усмехаюсь я, закрывая дверь посередине.
Щелкаю по выключателю и бросаю сумку у ножки кровати.
Кровать, шкаф и парочка тумбочек, что ещё нужно? Ничего. Тот же темный оттенок стен гостиной словно переместился в комнату, но это даже хорошо. Интерьер в одном стиле всегда смотрится намного лучше резких контрастов. Единственное, что я делаю дальше – падаю на постель и вытаскиваю из кармана телефон. На экране несколько сообщений, и первое, на которое отвечаю – мама. За ней следует Мэйсон, который спрашивает, как я переживаю стресс. Вряд ли полуторачасовой перелёт из Нью-Йорка в Торонто можно назвать стрессом. Но как только прочитываю первое, следом прилетает второе, где он язвительно имеет в виду продажу машины, а не перелёт. Открываю камеру и делаю снимок с каменным выражением лица и среднем пальцем рядом.
Отказаться от машины было довольно затруднительными решением, но ещё сложнее сделать на неё документы, чтобы спокойно перекатить в Канаду и не сталкиваться с дальнейшими палками в колёсах. В итоге, чувак, купивший её, остался более, чем доволен, судя по выражению лица. Она была идеальной, не требуя особых трат три года. Оставлять её не было дальнейшего смысла, разве что ржаветь в гараже. Кроме того, это был подарок родителей. Теперь каждое утро я буду пешеходом или человеком, пользующимся всеми благами общественного транспорта. Я забыл, что это такое, но вспомню и привыкну в ближайшее время. Ничего
