обеспечивал многих отцов семейств куском хлеба, получая взамен дешевую рабочую силу.
– Давайте помечтаем! – раскачиваясь на стуле и упокоив затылок на сцепленных ладонях, начинал Альфонсо. – Представьте себе туристов, которые по дороге к Мертвому морю на часок заворачивают к нам – отведать настоящего бедуинского завтрака. Брурия может разучить несколько бедуинских танцев, установим дежурство по варке настоящего бедуинского кофе на огне… Можно совместить это с семинаром по правильному использованию богатств пустыни. К нам поплывут мешки денег!
– А бедуинов куда денем – перебьем к чертовой матери? – насмешливо поинтересовалась Таисья.
Альфонсо раздраженно отмахивался, он не любил мелочного уточнения деталей. Его манили планы грандиозных будущих завоеваний.
Но попутно он развлекался охотой на кабанов в собственных угодьях.
Я уже рассказывала, как пал жертвой незнакомый мне Дрор, координатор спортивных программ. С некоторых пор стало очевидным, что рыцарь Альфонсо строит козни против Таисьи. И это было роковой его ошибкой. Ибо Таисья не только не боялась директора, не только презирала его, но и сама не прочь была размять косточки в настоящем рыцарском поединке – кажется, он называется «джостра»?
Таисья и сама любила помечтать, только, в отличие от Альфонсо, тщательно анализировала все детали и учитывала все возможные варианты развития событий. Она давненько подумывала – как славно выглядела бы ее платежная ведомость, если б она получала зарплату директора Матнаса.
– А Альфонсо? – встревала я в самый разгар ее мечтаний.
– Отдохнет, – хладнокровно отвечала она, – манекенщик, пидор гнойный.
В такие минуты я представляла себе, как Альфонсо отдыхает на поле боя, его красиво простертое на земле тело в рыцарских доспехах и валяющийся подле пробитый шлем «басинет».
Началось с того, что, подготавливая рекламу работы всех кружков на будущий год, Альфонсо умолчал музыкальную школу, а ведь нашей музыкальной школой – выпестованным Таисьей коллективом – мог бы гордиться и не такой городок.
Кроме того, директор систематически отказывал Таисье в закупке двух флейт, трех мандолин и одной органолы.
Дети не могут полноценно заниматься, объясняла мне Таисья, задерживается их духовный рост, чувство прекрасного во всей полноте неподвластно их воображению.
– Ла-адно!.. – бормотала она, сладко и могуче потягиваясь в кресле, а в это время под столом каблучки ее туфель отчебучивали жигу. – Вот увидишь, он отсосет! Он отсосет у дохлого бедуина! Он приползет ко мне просить место уборщика в Матнасе. Все, конец пришел моему ангельскому терпению. Лопнула манда, пропали деньги!
В войне она расцветала, она расправляла орлиные крылья, и размах этих крыльев выходил далеко за пределы ее маленького кабинета.
К этому времени они с Альфонсо уже не разговаривали и даже не здоровались, предпочитая обращаться друг к другу через третьих лиц. Случилось это после грандиозного
