задрожала. Я отошёл подальше – несмотря на то, что находился на безопасном расстоянии. И вовремя: проржавевшие обручи с лёгким треском лопнули, на траву посыпались дубовые клёпки, полился рассол и заскользили блестящие, с унылыми глазами, селёдки.
Они соскальзывали с чего-то большого и круглого, находящегося в бочке и покрытого толстым слоем слизи.
Когда селёдки перестали скользить, я зашёл с наветренной стороны и взглянул.
На траве, свернувшись калачиком, в окружении верных и преданных селёдок, мирно спал Водяной. Или же Царь Морской – на фотографиях, во всяком случае, они очень похожи, тем более что являются дальними родственниками. Сивая борода с вплетёнными в неё маринованными водорослями целиком укрывала его от палящих лучей полуденного солнца.
«А что в других бочках? – автоматически подумал я. – Не Золотые ли рыбки, и не Емелины ли щуки? Пряного посола. Откуда-то они берутся в конторском буфете? Вот отсюда их и поставляют…»
Сколько я ни ел щук и рыбок в Конторе, никак не мог привыкнуть, что они каким-то способом – сказочным, а каким же ещё? – самовоспроизводятся снова и снова. Но есть ли предел воспроизводству? Очевидно, когда-то кому-то этот вопрос предстояло прояснить.
«Должно быть, на экспорт отправляют, – подумал я, – и всё, небось, беспошлинно… Шеф ничего не говорил о подобном производстве. Если бы оно шло под эгидой Конторы, он бы не преминул упомянуть. А с точки зрения инспектирования сказок я вижу грубейшее нарушение, особенно в отношении Водяного. Или, тем более, Морского Царя!»
И я решительным шагом направился к домику – хижине, избушке, офису – или как его здесь прозывают?
Но внутри никого не оказалось.
Интерьер домика выглядел последним достижением в области евроремонта – что разительнейше контрастировало с внешним видом, и что я обязательно отражу в отчёте – но носил следы поспешного бегства или тщательного обыска: торчали выдвинутые из столов ящики, шкафы зияли пустотой, слегка покачивая распахнутыми настежь дверцами.
В самих шкафах не было ни бумаг, ни полок, ни плечиков, так что их предназначение определить не удалось.
На одном из столов обнаружилась большая лужица фиолетовых чернил, которые начали подсыхать. Чернильницу, из которой они пролились, должно быть, унесли совместно с остальными вещами.
По размеру чернильного пятна и степени матовости поверхности я определил скорость подсыхания (в Конторе часто приходилось сталкиваться с подобным явлением) и установил, что домик покинули не более часа назад. Однако следов свежей колеи любого вида транспорта вблизи не наблюдалось. Не было их и на грязной дороге, начинающейся за хибаркой.
«В ступе улетели, не иначе, – подумал я, – или на ковре-самолёте. Видимо, не все Пенетратов собрал, царствие ему небесное! А может, новый соткали – где-то же их выпускают? Или…» – я представил эскадрилью метёлок (помелов, помёл?), улетающую от домика и вздохнул: всё могло быть. Оставалось искать и искать.
Однако
