пружинил под ногами. Ольга прижалась боком к Игорю.
Нога в узкой аргентинской туфельке ступила на землю.
– Франция, – засмеялась Ольга, – ура! Что нас ждет?
– Картежниками снова станем? Только в марсельском порту! – весело крикнул Игорь.
На их русскую речь оглядывались. Ольга бросила по-французски:
– Гляди, какая очаровательная мулатка!
– Где?
– Вон, справа идет.
Игорь оглянулся на высоченную, выше его ростом, смуглую девушку с баранье-курчавой головой и губами, как два сложенных вместе банана.
– Ничего хорошего! Обезьяна и есть обезьяна!
– Говори лучше по-русски. Услышит и обидится!
Мулатка и правда услышала. Поняла: обсуждают ее. Выше вскинула кудрявую голову. Выпрямилась как струна. Гордо вперед пошла, и круглый крепкий зад вызывающе вертелся под слишком короткой юбкой.
– У нее ноги, как у бегуньи.
– А может, она и впрямь спортс-вумен.
– Где остановимся?
– В любой гостинице. Я устала. Я здесь долго не продержусь! Жара! В Париж хочу.
Поезд шел с юга на север. Из Марселя – в Париж.
Поезд стучал колесами на стыках и кренился, поезд взлаивал короткими гудками и замедлял ход; а потом опять набирал, и летела паровозная гарь в открытые окна, и люди, ругаясь, ворча – ах, какая жара стоит невыносимая! – закрывали окна, вытирали закопченные, черные лица платками.
На деревянных сиденьях вагона сидели пассажиры, тоскливо глядели в окно, на выжженную землю и густоволосые сосны, на реки и озера, на древние замки и крестьянские хижины. Глядели друг на друга. Скрашивали беззастенчивым любопытством длинный, тоскливый путь.
Рауль не сводил глаз с женщины-павлина. О чудо, он купил билет, и место – прямо напротив нее! Чудовище, муж ее, спал. Храпел на весь вагон.
Павлиниха не глядела на бедного, бледного юношу в скромном черном костюмчике. Пусть ест ее глазами! Пусть выйдет в тамбур, остынет.
Она глядела на красавчика, что сидел рядом с юнцом.
У красавчика тонкие усики над верхней губой и очень белые зубы. У красавчика смуглые скулы и длинные, как мальки океанских рыб, густо-сине-черные, морские глаза. У красавчика волосы мягкие, как масло, как темное оливковое масло; должно быть, в ладони польются, если подставить.
По левую руку красавчика восседала его красотка. Начхать на красотку! Косится. Фыркает. Дикая кошка должна фыркать! Царапаться тоже должна.
Игорь ловил глазами в окне горы, долины, дороги. Толстопузый муж павлинихи сладко спал. Мальчик в черном костюмчике судорожно сжимал потные руки под полой бедного пиджачка. Толстяк проснулся, потянулся, вытащил из кармана трубку, открыл вагонное окно и закурил. Хлопья паровозной сажи опять полетели на головы, на плечи пассажиров.
Павлиниха, смерив муженька надменным взором с ног до головы, резко захлопнула окно.
Пузан
