с Динкой, как две дуры, носились по нашей Абрикосовой, а за нами гонялась Масяня. Теперь она подскуливает в лад моим мыслям, а перед глазами так и стоит эта мерзкая лысина с обломками моего дома. И любимая яблоня с изломанными бульдозером ветками. Я и сама готова заскулить: нет теперь ни улицы, ни дома – вообще ничего. А квартал можно увидеть, только зайдя в программу «Google Планета Земля». Там съёмки со спутника ещё в мае делали.
Всё осталось в прошлом. Даже прежняя школа.
Не сказать, чтобы в школе было супер, и мальчишки у нас какие-то уж слишком свои, как родственники, к тому же слегка придурковатые, но всё такое знакомое, привычное. Мальчишки… Как любит говорить Дина, «и замутить не с кем». Помню, мы всегда ждали прихода новичков, мечтали, что придёт такой особенный. А приходили какие-то, ну… так себе.
А теперь мне самой предстоит стать новенькой. Или, если посмотреть на дело иначе, то я, сама себе «старенькая», окажусь в целом классе сплоченных «новичков». А когда они увидят, что я… Даже думать об этом страшно!
Тут ещё Диниха моя укатила на Иссык-Куль, а у бабушки Интернета нет ни в доме, ни поблизости. А вместо кабельного у неё по телеку какие-то левые каналы…
Зато чего у бабуси много, так это «полезных лекарств от жизни», как шутит мой папа. Бабушка уже год ходит в клуб «Здоровая жизнь» и совсем помешалась на болезнях и паразитах. Манты она теперь не делает, а всё пичкает меня какими-то солёными витамининами. И вместо «солнышка», как раньше, в порыве чувств называет… б-р-р-р, даже говорить противно! Называет «больнушечкой»!!! Причём, и на улице может зычно так обласкать: «Больнушечка ты моя!» И стоишь, обтекаешь. А те, кто услышал, начинают выискивать, что у тебя не так.
А у меня, вообще-то, внешне всё так. Динка, хоть и подружка, время от времени восклицает: «Везёт же некоторым!» с таким гневным пафосом, что я чувствую свою вину. Вот кто-то мечтает о том, чтобы быть красивой, а мне от этой красоты никакой радости. Особенно когда тебя начинают ненавидеть из зависти. Даже не разобравшись, какой ты человек.
У меня так случилось раз в лагере. Там девочка была… Меня выбрали почётной жительницей лагеря, а она втихомолку в сумку с моими вещами клей вылила. Хорошо, вожатые вмешались, а то не знаю, до чего бы дошло. А по-моему, нечего переживать, ведь большинство людей красивые, особенно у нас в городе. Сколько раз это слышала: смешение кровей.
Зато как можно спокойно относиться к тому, что тебя считают дураком или тупицей?!! Моя страшная тайна: я очень боюсь показаться глупой. Все думают: если красивая, значит, тупая, как пробка. Блондинка… У меня блестящие тёмно-каштановые волосы, но когда мальчишкам приспичило дразнить меня, то я стала для них «Тупая Блондинке». Балбесы. Я не виновата, что теряюсь до слёз, когда выхожу к доске, а учительница думает, что я не выучила. И тогда почему-то действительно забываю всё и не могу говорить, а стою, как идиотка, и становлюсь вся красная, мысли путаются, к тому же ещё потею, мало того – пыхтю, то есть – пыхчу!!! Это ужасно.
По-моему, куда ужаснее, чем Динкины круглые щёки, которые она мечтает как-то там отрезать, когда вырастет и заработает кучу денег. Даже рассказывает, что уже клинику нашла… Ей проще. Да и дом её не попал под снос, и ходить она будет всё в ту же добрую старую школу. А вот я… Учёба начнётся через две недели, и с каждым днём мне всё хуже.
Глава 2. Первое сентября
«Кнопка взрыва школы» – первое, что я заметила при входе в школу. Чёрная и вопиюще наглая на свежеокрашенном боку учебного корпуса, она привлекала все взгляды. Рядом суетился лысый мужичок, отдавая распоряжения старшеклассникам. Кажется, они решали: то ли закрасить безобразие, то ли прикрыть на время газетами…
Цветы на линейку я покупать не стала. Не дарю их с тех пор, как услышала про «дебильные веники, которые ставить некуда» от одной учительницы в автобусе. Она, конечно, не мне это говорила, но уши-то у меня есть.
У нас перед домом всегда много цветов, и они живые. То есть, я хотела сказать, всегда было много цветов… Вот живые мне нравятся. А срезанные и проданные – нет. Чтобы цветы оставались живыми, их надо рисовать. Поэтому, если классная нормальная будет, я ей лучше нарисованные подарю. Мне особенно батики в холодной технике удаются – в изостудии хвалили. Хотя и студия моя теперь накрылась – из-за этой дурацкой новой квартиры и дурацкой новой школы на другом конце города. Так что я теперь свободный художник – сама по себе.
Кабинет нашего класса обнаружился на втором этаже. Оказывается, когда попадаешь в незнакомую толпу, даже лиц не различить – так, туман какой-то. Иногда сквозь него пробиваются любознательные взгляды. Но в основном все притворяются, что ничего такого. И вообще – а меня видно? Я потихоньку скосила глаза на ноги – ага, видно. Вот я – коленки, гольфы, туфли. К сожалению, туфли у меня так себе, второй год ношу.
– Мадам, вы к нам, или, может, дверью ошиблись? – пацан, похожий на воробья в очках, изогнулся в поклоне.
– Привет.
