нечного света и чистоты и, казалось, что ничто не сможет отвлечь его от этого занятия. Но, как только его гости разместились в уютных креслах, расставленных вокруг большого массивного стола в центре комнаты, беловолосый повернулся к ним. Окинул внимательным взглядом разношерстную компанию и спросил:
– Ну, что сказал Сфинкс?
– Сказал, что ничего не получится, – ответил здоровяк в безрукавке из грубо обработанной кожи и килте, сшитом из шкуры какого-то пятнистого животного. Он выдвинул свое кресло из-за стола, развернул его к одному из окон и удобно развалился в нем, вытянув вперед босые крепкие мускулистые ноги, густо заросшие волосами и слегка кривоватые.
Нерадостное известие, озвученное здоровяком, его самого, судя по его виду, печалило мало. Он с явным интересом и удовольствием разглядывал бугры мышц на своем теле и время от времени поигрывал бицепсами то одной, то другой руки. Эта игра, казалось, увлекала его больше, чем принесенная им и его спутниками весть.
– Нет, он не так сказал! – возмутилась девушка в коротком зеленом платье и легких босоножках.
Она единственная из гостей не стала усаживаться за стол, а подошла к беловолосому и стала рядом с ним. Слишком близко, ее плечо почти касалось беловолосого, но никто из присутствующих не обратил на это никакого внимания. Или сделал вид, что не обратил внимания.
– Да-да, – пробормотал сидевший в кресле неподалеку от здоровяка и задумчиво пощипывавший заостренную бородку господин в строгом черном костюме. Цвет его сорочки почти сливался с цветом его костюма, но ни темные одежды, ни черные, как смоль, волосы не могли сравниться с той тьмой, что плескалась в его глазах. – Он сказал по-другому.
– Он сказал, что у нас ничего не получится, – точно передал слова Сфинкса закованный в золотые доспехи рыцарь. Поднятое забрало его шлема демонстрировало благородное волевое лицо с аристократическими чертами.
Сидевшая рядом с ним женщина, закутанная в серый поношенный плащ с глубоко надвинутым на голову капюшоном, лишь слегка склонила голову, молча соглашаясь со словами рыцаря.
– А какая разница? – простодушно удивился здоровяк. – Это ведь одно и то же.
Снисходительная усмешка пробежала по губам рыцаря. Девушка в зеленом платье закатила глаза и отвернулась к окну, а стоявший рядом с нею беловолосый отрицательно покачал головой.
– Сфинкс всегда предельно точен, – возразил он здоровяку. – Если он сказал, что не получится у нас, значит это касается только нас.
– Пфф! – беспечно бросил здоровяк и резко повел плечами. И присутствующие почувствовали, как волна необычайной мощи, наполненная какой-то первобытной силой, прокатилась по помещению. Почти все они незаметно поежились и только закутанная в серый балахон фигура не шелохнулась. – Если этого не сможем мы, то никто не сможет.
Рыцарь опять усмехнулся. Иронично и слегка презрительно. Господин в черном промолчал, как и неподвижно застывшая фигура в сером балахоне, а девушка в зеленом платье фыркнула и, демонстративно отвернувшись от здоровяка, добавила:
– А еще Сфинкс сказал, что у нас нет стимула.
Глава 1
На огонь можно смотреть бесконечно.
Когда несколько лет назад, еще будучи Вальдом, паладином сотого уровня, я пришел в это место в первый раз, я присвистнул от восхищения и сказал:
– Ух, ты! Мощно! Круто!
Бросил в бушующее пламя набитый золотом кошель, дар Духу Огня, развернулся и направился к первосвященнику храма за выгодным заданием.
А сегодня я уже больше часа сидел в нескольких метрах от края каменного уступа, за которым плавно и величественно текла огненная лава, и любовался танцем огненных лепестков.
У меня и сейчас был кошель, набитый золотом. Я приготовил его, чтобы принести в дар Огню, но бросать его в пламя не стал – это было уже не нужно. Я чувствовал.
– Прив, ты знаешь, что такое огонь?
– Да.
Я усмехнулся. Прив, как всегда, в своем репертуаре. Предельно точен и предельно лаконичен.
Мое злополучное привидение висело у меня за правым плечом и тоже смотрело на огонь.
Иногда лава чуть остывала, и тогда бушующее пламя спадало, обжигающий вихрь успокаивался и над пропастью спокойно и ровно вставали огненные лепестки. Здесь, в жерле вулкана, раскаленный воздух иногда застывал в неподвижности. Каприз природы. И тогда вставшие ровными рядами языки пламени напоминали замершее перед атакой войско, по которому лишь иногда пробегала легкая рябь.
Такие моменты мне нравились больше всего. Спокойствие стихии. Предвкушение.
