говорил когда-то Мануков. Ликашин их задал четыре. Не слишком ли?
– Вы такой же… – подвел итог тот. – Но всяких там чаш для святых даров, кадильниц я не видел, поступило прямо в епархию. Прочее? Темнить не буду. У меня принцип: желаешь доверия, доверяй сам. Так вот, остальное я видел. И, признаться, не потрясен.
– Может, в казну что-то не попало, – осторожно проговорил Шорохов.
– Конечно, – энергично согласился Ликашин. – И вполне понимаю: на мельнице быть и в муке не запачкаться… Законное право командира.
Шорохову надоели переливы ликашинского голоса, то, как он поглаживает бородку, подмигивает, посмеивается. Сказал со вздохом:
– В чем оно, это право?
– Леонтий Артамонович, – Ликашин рассерженно взглянул на Шорохова. – Вы что? Прикидываетесь? Такое со мной не проходит. Ошибка генерала Мамонтова только в одном: пожелал быть фигурой политической. Отсюда все его беды,
– Какие беды! – Шорохов тоже рассердился, говорил зло. – На Дону на руках носят, командует корпусом. Большой войсковой круг почетную шашку поднес.
– Корпус… войсковой круг… шашка… Я о другом. Желаете повидать донского героя? – Ликашин по-озорному прищурился. – Стараюсь не для вас, для вашего генерала. А то вечером сядете писать донесение, и будет нечего.
– Вы говорите о ком? – спросил Шорохов.
– О генерале Хаскеле. О ком еще? Глава миссии, куда вы бегали на поклон. А приглашаю вас на встречу с другим генералом – с Константином Константиновичем Мамонтовым. Вы Большой войсковой круг упомянули. Так вот, в лице членов этого круга его сегодня будет чествовать Второй донской округ. Желаете присутствовать? В десяти шагах от генерала будете сидеть. Гарантирую.
Предложение было неожиданным. Как любая внезапность, оно в первый момент встревожило Шорохова.
Ликашин продолжал:
– Ну а потом мы с вами обсудим одно предложение. Порядочные люди должны помогать друг другу. Истина. Не так ли?
Чествование происходило в банкетном зале гостиницы «Европейская». С того времени, как Шорохов видел Мамонтова в последний раз, тот заметно погрузнел, раскидистые, с проседью усы его стали менее внушительными, поредели. Восседал он во главе почетного, на возвышении, стола, говорил много и с удовольствием.
– …Значение рейда, господа, в том, что, во-первых, нами захвачены и уничтожены важнейшие железнодорожные узлы, во-вторых, мы обездолили на весь зимний период Красную армию, обрекли ее на голод, истребив огромные запасы, захваченные в тыловых базах, а с роспуском красных резервов сделали наше движение на Москву совершенно беспрепятственным. И, по моему глубокому убеждению, корпус дошел бы до Москвы непременно, если бы не те сведения, которые я получил и которые заставили меня повернуть на Дон, на помощь родному фронту.
Мамонтов сделал паузу. То с одной, то с другой стороны банкетного зала тотчас послышалось:
– Спасителю Дона – ура!
– Национальному
