– так называл его ветровой. – Давно вы его не видели?
– С алой мори не показывался. Мы-то вихри помним его, наш век долог, а другие и лик его позабыли. Спроси у дуба, как владыку нашего звать, не ответит ведь ничего. Спят деревья, травы дремлют, прорастают по весне, ибо велено, умирают по осени спящими. Мы их будим на равноденствие, хороводы водим как встарь. С каждой стужей труднее и трудней дрёму сбрасывать. Раньше на половину года песни хватало, теперь если час прободрствуют, считай, повезло. Дед говорит, это морь виновна, а я думаю, он дрему наколдовал. Кто ж ещё? Он велетов в камень обратил. Он! Ты слушай меня, светлоокая.
– Светлоокая?
– Светлоокая, – подхватили голоса.
Сколько ещё вихрей и ветерков в рощи прячется, идёт по моим следам?
– Ты спасешь нас, Мирианна. Ты справишься.
– Справишься, – подхватили ветра. Знать бы ещё, с чем справляться.
– Вот и пришли. Рощу пройдёшь, и будет Башня. Недалеко тут, – взмахнул рукой вихрь, указывая направление.
– Спасибо.
Вихрь поклонился, но уходить не спешил. Ждёт чего? Впрочем, мне им нечем помочь и обнадёжить нечем, не люблю давать пустых обещаний. Да и не Мирианна я, не светлоокая. Надо ли мне к Башне идти? Там ведь тени, демоны крылатые, узкая комнатка, полная изломанных ларчиков. Неужели каждый ларчик – это мир?
Он, наверно, долго экспериментировал, пробовал, ошибался, забраковывал. Владыка, господин, башенный бог.
Небо медленно затягивали тучи, не видать диковинных созвездий и луны их не видать. Я бы осталась здесь, но чувствую, не рады ветровые моему обществу, да и воздух с каждым часом каким-то тугим делается, тяжело, как на высокогорье, дышать, точно гонит меня неведомая сила назад. В рощу я вошла, когда лунный свет совсем блеклым стал, а ведь светлая ночь была. Деревья здесь росли на почтительном расстоянии друг от друга, даже ветвями почти не касались, а кроны у них широкие. Тихо тут, только листья шуршат, и в подлеске то ли мышь, то ли птица ночная копошится. Я вынула камешек из кармана, как хорошо, что он попал ко мне. Я шагала широко, старалась не сворачивать, но чем глубже я уходила, тем темнее становилось вокруг, и тем сильнее мне казалось, что эта дорога неправильная. Я спускаюсь в овраг, а Башня стояла на холме. С поляны до старого дуба мы с ветровым шли не очень-то и долго, шли вдоль ручья. Вихрь обманул меня?
Ночной туман стелился непривычно синий, точно подсвеченный изнутри, плотный и мягкий, как паутинка, как ковыль. Можно ли им дышать? Я задирала голову, я стояла по плечи в тумане. Вдруг это не водяные капельки? Вдруг они ядовиты? Мир-то другой и воздух тоже. Мне вообще-то дико повезло, что я не оказалась в каком-нибудь тихом месте с атмосферой из чистого азота и давлением, как на Венере. Туман двигался, он уходил от меня. Он полз промеж деревьев туда, где виделся просвет. Я шла в эту же сторону. Я совсем запуталась, забыла, куда меня шкатулка выкинула, вдоль какого ручья с ветром шли. Помню, дуб там был, а рядом холм, а на холме башня. Но сколько, боже, здесь дубов! А холмов сколько! Листья тихонько шуршали. Я шла медленно-медленно, даже камушек обратно в карман спрятала, чтобы светом своим он тихое сияние не заглушил. Я почему-то совсем не боялась, даже
