их значение известно всем – они обозначают время.
Вообще, они редко пользуются такими формулировками, как тринадцать часов или пятнадцать часов. Понимают, что это такое, но подобная передача времени ассоциируется у них в первую очередь с военными. В повседневной жизни они используют двенадцатичасовую систему, а чтобы понять, об утреннем времени речь или о вечернем, они используют обозначения из двух букв. Звучит как «эй-эм» и «пи-эм», пишется как АМ и РМ.
Все это, конечно, занимательно, но какого лешего Тэмми понадобилась тату с обозначением времени? Да еще и без самого времени! АМ. Только утренние часы. Как будто вечернего времени не существует.
Я обернулась к коронеру.
– Вы можете определить, как давно она сделала эту татуировку?
– Достаточно давно, чтобы это не было связано с ее смертью!
Вот и на кой взрослому дядьке выпендриваться так, будто у него в заднице репейник застрял, – я никогда не пойму. Похоже, это для него почти стиль жизни.
– Пожалуйста, скажите мне, когда она могла сделать эту татуировку, – терпеливо настаивала я.
Коронер наконец соизволил ответить по делу:
– Лет десять назад. Плюс-минус два года, но в этот период.
Очень любопытно… Десять лет назад Тэмми родила вторую дочь. Но связано ли это? Тут коронер мне точно не поможет.
Мы со священником покинули морг, коронер остался убирать тело на место. Лишь покинув здание, я наконец смогла вздохнуть полной грудью. В воздухе остро пахло осенью – прелые листья, мокрая земля и сосновая хвоя. Международный запах, как будто я снова дома и дышу там октябрем. И солнце точно так же осторожно, будто бы робко греет открытую кожу. Две половинки Земли похожи больше, чем кажется. Я бы нашла в этом определенный символизм относительно нашей с Тэмми судьбы, если бы это не было так тоскливо.
– Как думаете, я смогу поговорить с шерифом? – полюбопытствовала я.
– Сейчас – точно нет. Насколько мне известно, он уехал.
– А вообще?
– А вообще, пожалуй, можете. Но я не думаю, что это такая уж хорошая идея, – заметил отец Джозеф.
– Почему?
– По сравнению с ним, Лайл может показаться вам милейшим собеседником.
– Даже так? Мне настолько не рады?
– Дело не в вас! Если бы вы попытались обсудить с ним рыбалку или охоту, вы не нашли бы человека милее и болтливее. Но вы, насколько я понял, готовитесь задать ему те же вопросы, что и Лайлу.
– К шерифу у меня вопросов даже больше.
– Он, увы, может воспринять это как сомнение в его профессионализме.
– Но я не сомневаюсь в его профессионализме, мне просто нужно знать!
– Я это понимаю, – слабо улыбнулся священник. – Но человеческая гордость – дремучий лес. Нельзя предугадать все способы, которыми она может быть задета.
