кормил, из малых кобылиц взрастил.
Он поит реку волшебным их молоком —
он чудом жизни давно уже к ней влеком.
Хозяин порою несет на плечах грозу,
В нее добавит он смех и тоски слезу.
Шумит камыш? То хозяин плетет свою сеть,
Он будет ее плести – и о звездах петь.
О сотне русалок, сокрытых в низовьях рек,
О полчищах ратных, устроивших здесь набег.
О тех, кто грабил, и кто отдавал свое.
Хозяин их помнит – и в песнях воссоздает.
Хозяин плетет лениво в степях свою сеть,
Он прячет в ней горечь тмина и солнечный свет.
Тихонько поет он песню о славном краю,
Мне ветер ее доносит, и я пою.
Знаешь, нет ничего сильно страшного,
В том, чтобы выйти за грань сознания.
Двери раскрыть в пустоту мшисто-влажную,
Кристальную ясность зажечь познания.
Сквозь призму реки, отражающей души,
Ты видишь свет чьих-то сильных желаний.
Задержишь дыхание: «Я стал не нужен!»,
У Бога просит он покаяния.
Насколько же много сложных шагов,
Решительно сломанных ситуаций.
Когда – из Мира и из оков, —
Шагаешь в вечное подпространство.
Навечно уйти? Просто сделай шаг.
Вот только вряд ли уже вернёшься,
Однажды осмыслив, что был неправ,
К жёсткой истине прикоснешься.
Каждый миг умирают где-то,
Солнечным, ясным, погожим днем:
Маленькие, искренние дети —
За них все плачут, а мы поем.
«Боже!» – песнь погребальным стоном.
«Будь же жесток, накажи убийц!»
Бог – далеко, не всегда поможет;
Вряд ли вдохнет он обратно жизнь.
Жадные тверди полночной заводи,
Что по ту сторону вечной Стикс:
Новые души встречают с радостью,
На берегах – их понурый лик.
С честью и смыслом, здоровой совестью,
В мире давно накопились трудности.
Хочется крови? Пожалуй, скроем-ка,
В толще грехов беззаботной юности.
Чужие дети – добыча хищников,
Добыча сильных волков неправедных.
Это для вас он – родное личико,
А для кого-то – он дичь. Все правильно.
Чужие дочери, отцовы мальчики —
Кому есть дело до раны матери?
Они ломают на память пальчики,
Верша свой пир на кровавой скатерти.
Волков воспитывать – дело трудное,
Обычно их все калечат в детстве.
Кого наказывать, зачем же судим мы,
За чью-то
