style="font-size:15px;"> – А говорила, тебе не страшно! Видела бы себя со стороны, – заливался хохотом, а я, схватив рюкзак и кеды, прошла мимо, больше не глядя в сторону противного мальчишки.
С каждым шагом моё настроение становилось всё мрачнее, хоть и голос незнакомца постепенно исчезал, но в голове всё крутились и крутились слова песни.
Она мне снилась, поэтому там, у реки, точно было не банальное дежавю.
За её словами точно что-то скрывалось. Что-то, что таило в себе какой-то знак, а может, сонник на меня повлиял так, что теперь во многих вещах мерещились символы, во фразах – особый смысл. Я искусала губы в попытках разгадать этот ребус или шифр, но, видимо, дешифровщик из меня некудышный, и поняла, что пора переставать себя накручивать.
Зная, какое у меня хмурое лицо, когда я недовольна – а я была крайне недовольна произошедшим, – решила не тревожить лишний раз бабушку, поэтому, нацепив наконец кеды и достав яблоко, пошла по окрестностям, чтобы освежить память и немного отвлечься.
Картина за год сильно изменилась: некоторые домишки, ещё довольно устойчиво возвышающиеся надо мной ранее, теперь же выглядели убого и запущено, хозяева явно покинули их, и сады поросли высокой травой и сорняками. Покосившиеся стены и крыши будто не год, а несколько лет постепенно уставше опускались под своей тяжестью. Выбитые окна глядели на меня пустыми глазницами, и казалось, что если я задержу взгляд чуть дольше секунды, то они загипнотизируют и заставят зайти внутрь. А пустота, которая раньше была наполнена голосами и смехом, сейчас же пугала своею тишиной. Чувствовалась некая бездонность, словно если зайти, то всё – пропадёшь навсегда, исчезнешь.
Исчезать мне не хотелось, по крайней мере, сейчас, поэтому я обходила попадавшиеся мне домишки стороной, пытаясь не нарушать их покой даже жеванием яблока.
Передо мной показался большой пологий мохнатый холм, с одной стороны заросший высоким борщевиком. Слышала, что это растение может достигать размера до пяти метров в высоту, практически три меня. Ужас. Я забралась на самую верхушку холма, сбросила рюкзак и, оглядывая местность, наконец стала уминать яблоко, перед этим до блеска потерев его кожурку о сарафан. Отовсюду доносился стрёкот насекомых, от леса – песни кукушки, а откуда-то издалека, где расстилались ровные сочные поля, – мычание коров. Где-то даже мекала коза, но её мне не удалось разглядеть. Мне так понравился вид на борщевик, что захотелось его попробовать нарисовать.
Рисовала я довольно криво, мать не захотела отправлять меня в художку, говоря, что это в жизни явно не пригодится, зато вон музыкалка – да. Хотя, если честно, я так и не поняла, чем она лучше? Но и там я долго не продержалась: отцу надоело меня возить то в школу, то на музыку, а самой мне кататься через весь город было страшно. Так и осталась неучем: ни на пианино толком не научилась играть, ни тем более рисовать. Но, по крайней мере, мне нравилось это делать, а в столь живописных местах желание подогревалось ещё сильнее,
