вино в канализацию.
Милиция по телефону 02 ответила, что на такие происшествия они не выезжают, и мы поняли, что даже в самой столице никому до воровства государственного добра никакого дела нет. С переговорного пункта мы сумели дозвониться до нашего завода в Молдавии, а те посоветовали обратиться в милицию…
Круг замкнулся. А нам позарез нужна была хоть какая-нибудь бумажка, подтверждающая факт хищения, чтобы потом было легче оправдаться, если, например, случись у нас недостача при сдаче вина в Калинине. Но все оказалось без толку, никто нам такой справки давать не собирался. Последней попыткой добиться хоть какой-нибудь справедливости был наш поход в городской суд, здание которого находилось неподалеку от Савеловского вокзала. Там мы решили посоветоваться по нашему делу с адвокатом по уголовным делам. Для этого мы потребовали от станционного руководства, чтобы наши вагоны отцепили, поставили в тупик и опечатали, хотя бы для того, чтобы за это время – пока мы отсутствуем – сами вагоны не были отправлены к черту на кулички, так как путейцы с легкостью могли проделать и такой фокус.
Затем Николай отправился на поиски адвоката, а я на всякий случай остался дожидаться на вокзале, откуда хорошо были видны наши вагоны. От нечего делать я стал наблюдать за пассажирами – сколько себя помню, обожаю вокзалы; по моему мнению, именно здесь, как в кинофильмах, только без вымысла, взаправду, концентрируется вся человеческая жизнь.
Вот рядом со мной в ожидании своей электрички обосновалась компания, состоящая из трех мужчин и одной женщины, которая, как я вскоре понял, была женой самому старшему из них и матерью двум другим. По-соседству, в пяти-шести шагах от них, расположилась другая компания, вернее, целая цыганская семья – среднего возраста растрепанный мужик, старая, коричневого цвета высохшая морщинистая старуха, беременная молодуха с огромным животом и с ними четверо малых детей, по виду погодков, детей молодухи.
Поглядывая по сторонам, я поневоле то и дело обращал внимание на тех и на других: обе компании были по-своему живописны, ну а шумны и крикливы они были практически одинаково.
В семейной компании четверых из многочисленных сумок, которые они везли с собой, каждые 10–15 минут извлекалась очередная бутылка портвейна 0,7 литра и ее тут же разливали на всех – очень удобно, на круг каждому выходило почти по полному стакану, ну а бутылок, судя по всему, имелось в их багаже предостаточно. Шуткам и прибауткам, которые в компании так и сыпались, словно из рога изобилия, тоже не было конца, причем с каждой выпитой бутылкой они становились все проще и скабрезнее. Старшему в компании, отцу семейства, круглолицему лысому весельчаку, на вид было не более 50 лет, и он, судя по раскрасневшемуся лицу, был уже прилично на взводе: жена уже несколько раз порывалась забрать из его рук полный стакан, чего, правда, ей не удавалось, зато и сама она прикладывалась к стакану с завидным постоянством.
В компании цыган тоже повода к скуке не было: беременная надумала рожать, причем прямо на месте,
