Ваймс постучал – очень неуверенно, поскольку каждый удар эхом отдавался у него в черепе.
– Войдите.
Ваймс снял шлем, запихал его в сгиб локтя и толкнул дверь. Она отворилась со скрипом, распилившим его мозг напополам тупой пилой.
В присутствии Волча Воунза он всегда чувствовал себя неловко. Если уж на то пошло, в присутствии патриция он тоже ощущал неловкость – но то совсем другое, там вступали в действие природные инстинкты. Ну и обыкновенный страх, конечно. В то время как Воунза он знал с раннего детства, которое протекало в Тенях. Уже тогда этот пацан подавал большие надежды. Нет, в главарях банды он не ходил. Силенок не хватало, кишка была тонка. Да и в конце концов, что толку быть главарем банды? Каждому главарю банды дышит в спину пара каких-нибудь молодых да ранних «лейтенантов», жаждущих занять его место. Главарь банды – здесь долгосрочных перспектив нет. Но в каждой банде имеется свой бледный малыш, которого держат потому, что именно от него исходят все умные идеи, связанные, как правило, с пожилыми женщинами и незапертыми магазинами. Естественно, что в мироздании Теней эту нишу занимал Воунз.
Тогда как Ваймс был одним из «средних чинов», этаким мальчиком на подпевках, чья роль ограничивается только одним: в нужный момент пропеть «да». В его памяти Воунз остался костлявым пацаненком, вечно волочащимся где-то позади в потрепанных, доставшихся от многочисленных старших братьев штанах. А передвигался Воунз забавным «подпрыгом», который он выработал, чтобы не отставать от прочих мальчишек. Однако идеи он выдавал одну за другой – так он отвлекал вышестоящее руководство от ленивого и не всегда для Воунза приятного «прикалывания» над ним, их любимого времяпрепровождения в те промежутки, когда что-либо более захватывающее отсутствовало. В преддверии зрелости это была идеальная тренировка, и Воунз воистину достиг высот.
Да, жизненный путь обоих мальчишек начался в канаве. Но Воунз всеми силами выкарабкивался оттуда, в то время как Ваймс, чего он и не отрицал, всего лишь плыл по течению. Иной раз казалось, вот-вот, и он поднимется на ступеньку повыше – так нет ведь: то выскажется начистоту, то ляпнет что-нибудь не то. Обычно и то и другое одновременно.
Вот что заставляло его испытывать неловкость в присутствии Воунза. Оглушительное тиканье начищенного будильника честолюбия.
Ваймс так и не овладел азами честолюбия. Честолюбивые намерения испытывал кто угодно, только не он.
– А, Ваймс.
– Так точно, – деревянным голосом откликнулся Ваймс.
Он даже не стал пытаться отдать честь – во избежание стремительного падения. Жаль, не нашлось времени выпить ужин.
Воунз порылся в грудах бумаг на столе.
– Странные вещи творятся, Ваймс. Боюсь, на вас поступила серьезная жалоба.
Воунз наконец оторвался от своих бумаг. Очков он не носил. Но если бы носил, то непременно воззрился бы на Ваймса поверх них.
– Ваша
