говорит так же красноречиво, как и правдиво.
Сорвил был потрясен, обнаружив, что он может понять многое из того, что сказал учитель школы Завета.
– Шус Шара кум… Это звери без души. Они – плоть без духа, они непристойны, как никто другой. Каждый из них – это яма, дыра в самом фундаменте. Там, где мы обладаем чувствами, где мы любим, ненавидим и плачем, они пусты! Режьте их. Рвите их на части. Жгите и топите их. Вы скорее запачкаетесь, чем согрешите против этих гнусных мерзостей!
Как бы сильно ни звучали эти слова, Сорвил заметил, что большинство Наследников продолжали смотреть на него, а не на мага, и понял, что то, что он считал осуждением, на самом деле было чем-то совершенно иным.
Уважением. Даже восхищением.
Только Цоронга, казалось, смотрел на него встревоженными глазами.
После этого развлечение началось всерьез. Мужской смех звучал пронзительно, как звучат нечеловеческие вопли сумасшедшего.
То, что осталось от шранка, дергалось и блестело в пропитанной кровью траве.
Они свернули лагерь, обсуждая странное отсутствие стервятников, а затем выехали на широкую освещенную равнину. Все с чувством обсуждали вчерашнюю битву, хвастаясь убитыми, сравнивая зазубрины на своих клинках и смеясь над оплошностями. Было ясно, что теперь Наследники считали себя ветеранами, но их разговоры оставались разговорами мальчишек. Легкие победы не отращивают бороды.
Отряд без труда отыскал лосиные следы и пошел по ним под полуденным солнцем, казавшимся маленьким из-за зияющего горизонта. Они почувствовали вонь, принесенную ветром, прежде чем они что-то увидели. Это был густой запах, гниль, которая разлеталась по воздуху на огромные расстояния. Окружающее пространство поднималось впереди неумолимыми ступенями, полосами серого, черного и костяного цветов, подпирающими линию горизонта, а перед ними виднелась путаница более близких областей, слишком тихих, слишком безмолвных. Отряд Наследников выстроился длинной шеренгой вдоль гребня невысокого хребта – восемьдесят семь человек в ряд. Люди стояли с расслабленными лицами, пони кивали и топали в своем зверином беспокойстве. Их кидрухильский штандарт с черным Кругораспятием и Золотым конем развевался и трепетал на фоне бесконечной синевы. Кроме кашля и проклятий ни у кого не было желания говорить.
Скелеты. Целые поля мертвых лосей, пропитанных черной пылью.
Стервятники сгорбились, как жрецы под капюшонами, или подняли крылья с властным, обвиняющим видом. Каждый миг с небес падали дюжины новых птиц – и совсем рядом, и на расстоянии многих миль от людей. Их хриплые крики прорывались сквозь громкий жужжащий гул: вокруг было так много мух, так много, что издалека они казались живым дымом.
Неподалеку от Сорвила лежала выпотрошенная туша лося – ее внутренности были разбросаны вокруг, как сгнившая одежда. В нескольких футах от него лежали еще три – их ребра отломились от позвоночников.
