ночь любовь зеумцев к сложным изображениям и украшениям, казалось, стала неряшливой и устаревшей. Многие кастовые аристократы даже начали отращивать козлиные бородки – до тех пор, пока Нганка не восстановил древние законы ухода за собой.
Маловеби с трудом мог представить себе, что эти кианцы могут вызвать переворот в моде. Там, где вельможи из посольства Каскамандри носили одежду героев и поражали их манерам, люди Фанайяла были не более чем разбойниками пустыни. Он ожидал, что поедет с такими, как Скаурас или Синганъехой, людьми ужасными на войне и милостивыми в мире, а не с разношерстной армией конокрадов и насильников.
Один только Фанайял напоминал ему о тех давних послах. На нем был шлем из сверкающего золота с пятью шипами, торчащими из навершия, и, возможно, самая лучшая кольчуга, которую Маловеби когда-либо видел, – сетка нечеловеческого производства, решил он в конце концов. Рукава из желтого шелка свисали с запястий, как вымпелы, а его изогнутый меч был, очевидно, знаменитой фамильной реликвией. Маловеби знал, что он спросит: «Этот великолепный клинок принадлежал твоему отцу?» – в тот же миг, как заметил это оружие. Он даже знал, как небрежно, но торжественно будет говорить. Это был старый дипломатический трюк – составить опись предметов, которые носили их коллеги.
Отношения складываются гораздо более гладко, как знал Маловеби, благодаря отсутствию пауз в общении.
– Курсифра… – повторил падираджа со странной улыбкой, словно проверяя, как это имя может звучать для постороннего. – Свет, который ослепляет.
Фанайял аб Каскамандри не производил особого впечатления. Красивый потомок многих поколений, выросших в пустыне. Соколиные глаза, близко посаженные рядом с крючковатым носом. Высокомерен до такой степени, что невосприимчив к оскорблениям и пренебрежению – и в результате вполне сносен.
Пусть он и носил прозвище Разбойник-падираджа, но разбойником на самом деле не был.
– Ты сказал, что ни один человек не может быть так опасен, – настаивал Маловеби, искренне любопытствуя. – Это то, что ты думаешь? Что Анасуримбор – это человек, мужчина?
Фанайял рассмеялся.
– Императрица – женщина, это я знаю точно. Однажды я освободил от должности одного жреца-шрайю за то, что он утверждал, будто спал с ней, когда она была всего лишь блудницей. А аспект-император? Я знаю только, что его можно убить.
– А откуда ты это знаешь?
– Потому, что я обречен убить его.
Маловеби удивленно покачал головой. До чего же плотно весь мир вертелся вокруг аспект-императора. Сколько раз он наливал себе неразбавленного вина только для того, чтобы выпить и поразиться простому факту существования этого человека? Беженец забредает в Три Моря из пустыни – с диким скюльльвендами, не меньше! – и в течение двадцати лет заставляет Три Моря не только повиноваться, но и поклоняться себе.
Это было безумие. Слишком большое безумие для простой
