ней сломанную аглицкую рубанку, а молодой хозяйке с детками французский подарочек, от которого чуть у целой семьи носы не попроваливались. Вру, что ль? – опять обратился Рукавичников к мужичку.
– Нет, это было.
– Да, было. Ну-с, а Стюарт Яковлевич задумал завод винный построить. Я его за это хвалю, потому что он не махину какую заводит, а только для своего хлеба, чтоб перекурить свой хлеб, а бардой скотинку воспитать. Приходили к нему разные рядчики. Брали всю эту постройку на отряд за пять тысяч, он не дал. Зачем он не дал?
– Мы этого знать не могем, – отвечал Филат Егорыч.
– Нет, врешь, брат, знаешь. Он вам высчитывал, что с него чужие просят за постройку; выкладал, почем вам обходится месяц платою у подрядчика, и дал вам рублем на человека в месяц дороже, только чтоб не болтались, а дома работали.
– Это такая говорка точно была.
– То-то, а не не могем знать. Ну, они вот теперь, небось, настрочили, что на работу не пущает, все на заводе морит; а насчет платы ни-ни-ни. Так, что ль?
– Не знаю я этого.
– Да уж это как водится. Вот вам и Филат Егорыч, старый мой друг и приятель! Любите – жалуйте его.
Мужик осклабился.
– А вот меня бы вам в управители! – шутливо продолжал Рукавичников. – А! Приняли б вы меня?
– Да с чего ж?
– И не ссорились бы мы никогда; все бы у нас по-любезному пошло. Потому что порядок бы у нас душевный был. Ты, Филат Егорыч, пробаловался – на клин тебя; молодой парень какой где проворовался или что другое – за виски его посмыкал; раздобылся чем таким на Украине, вроде вот Филата Егорыча сынка, ну – в больницу его, а потом покрапил березовым крапильцем, да и опять пущай. Так, что ли, Филат Егорыч?
– По-нашему, так.
– Ну, вот! Ведь я знаю.
Мужичка отпустили.
– Что же это такое, однако? – спрашивал я Рукавичникова, соображая, что скажет он о Дене.
– А вот видишь сам, сударь мой. Господин Ден человек хороший, да не наш; мой бы ему совет уходить отсюда, а не то они ему приведут машину.
Рассказал я это дело губернатору во всей подробности. Губернатор просто на стену прыгает: доволен, что в его губернии завелся такой сельский администратор, как Стюарт Яковлевич Ден.
В пятницу на Масленице у губернатора были званные блины. Весь город почти собрался. За столом дежурный чиновник подал губернатору конверт. Губернатор сорвал печать, прочел бумагу и отпустил дежурного со словом: «Хорошо!» Но видно было, что что-то совсем не хорошо. Вставши из-за стола, губернатор поговорил кое с кем из гостей и незаметно вышел с правителем в кабинет, а через четверть часа и меня туда позвали. Губернатор стоял, облокотясь на свою конторку, а правитель что-то писал за его письменным столом.
– Скверное дело случилось, – сказал губернатор, обратясь ко мне. – в Солтыкове бунт.
– Как бунт?
– Да вот читайте.
Губернатор подал мне с конторки бумагу, полученную им за обедом. Это было донесение к – ского исправника, писавшего, что вчера солтыковские мужики
