с ним, превратит твою жизнь в сущий ад, будет любезничать с тобой, а потом говорить всякую чушь за твоей спиной. Именно так делают его «друзья».
В его голосе слышится горечь. Лео мог бы вписаться, если бы захотел. На самом деле он привык приспосабливаться но однажды в средней школе ни с того ни с сего, он перешел от переполненного людьми обеденного стола к моему одинокому столу и сел напротив. Тогда моя жизнь изменилась. К лучшему, и я ему очень благодарна.
Звук гальки, отскакивающей от пола пустого санатория, заставляет всех нас повернуть головы. Я напрягаю зрение, чтобы заглянуть в темноту, страстно желая увидеть тени фигур, о которых люди говорили в интернете. Лео подходит ближе к окну и широко улыбается мне.
– Хочешь пойти со мной?
Я бы с удовольствием, но надоедливое хихиканье снизу удерживает меня на месте. Качаю головой, и Лео исчезает в темноте за окном от пола до потолка.
Честно говоря, он мог бы стать шикарным примером для подражания для крутых парней. Какая-то часть меня верит, что именно таким он станет в колледже, и именно поэтому забудет меня. Теперь, когда Лео был на безопасном расстоянии, я наконец-то выдохнула. Назарет бросает на меня обеспокоенный взгляд и садится рядом на место Лео.
– Как поживаешь? – спрашивает он в своей обычной спокойной манере.
Только мои самые близкие друзья знают, что боль – это часть моей жизни. Как, например, руки и ноги, прикрепленные к телу. Но сегодня хороший день, и уровень боли минимален. Больше похоже на тень воспоминания о том, чем она могла бы быть.
– У меня нет мигрени.
– Я не об этом спрашиваю. – Назарет переводит взгляд с меня на то место, где исчез Лео, и у меня начинает болеть в груди.
Я влюблена в Лео, а Лео ничего не знает. Но Назарет знает. И Джесси тоже. Иногда я задаюсь вопросом, так ли хорошо у меня получается скрывать свои эмоции от Лео. А в другие дни думаю, не ослеп ли он.
– Я не хочу, чтобы он уезжал.
– Ты хочешь, чтобы он остался?
Вместо ответа отрицательно качаю головой. Я бы никогда никому не подрезала крылья. Назарет похлопывает меня по коленке, и я наклоняюсь, положив голову ему на плечо. Он как то мое защитное одеяло, которое я таскала с собой, когда была ребенком. Я не влюблена в него, и он не влюблен в меня, так что нам легко и безопасно друг с другом.
Божья коровка ползет по разросшемуся кустарнику рядом с нами, и ясно, что она направляется к паутине. Назарет, конечно же, протягивает руку и позволяет божьей коровке забраться по его пальцу, прежде чем осторожно переместить ее на каменную стену рядом с собой. Я улыбаюсь; в нем есть такая нежность, какой, я уверена, нет ни в ком другом. Он буквально живет фразой «Не навреди».
– А как насчет природного баланса? – спрашиваю я. – Разве ты только что не заморил паука голодом?
– У паука уже есть еда, и еще один прием пищи готовится. Ей не нужна третья жертва.
Назарет не только знает,
