поднялся Андрейка в горницу Вареньки, дабы проститься с нею. Ныло сердце в предчувствии долгой разлуки. Прав был благодетель милостивый, никогда не смотрел он на красную девицу, спасенную от разбойников, как на сестру или дочь. Хотел бы да не мог смотреть! Не сестра она была, а греза неисполнимая. Ангел, икона… Что-то, чего нельзя даже в мыслях осквернить низкими помыслами.
– Уезжаю я, милая Варенька…
Так и всколыхнулась краса ненаглядная, даже рукоделие, коим занята была, из рук выронила, подалась навстречу:
– Надолго ли?..
– Надолго. В Крым едем, пленников наших из неволи выкупать.
Варенька прижала к груди белые руки, глаза ее испуганно округлились:
– В Крым? Да ведь это опасно!
Андрейка чуть улыбнулся:
– Нисколько, милая. Я ведь все что посол. А послов не трогают. А уж паче таких, что привозят большой выкуп.
– Кто знает, что можно ждать от басурман… – покачала головой Варенька, и лицо ее сделалось еще печальнее. – Разве же некого было послать, кроме тебя? Ведь ты правая рука Федора Михайловича!
– Поэтому он меня и посылает. Он доверяет мне.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – прошептала девица, и на длинных ресницах ее блеснули слезы.
У Андрейки ком подкатил к горлу, занялось пламенем прерывисто бьющееся сердце. Вишь как горюет касаточка о нем! А что если прав милостивец Федор Михайлович?..
– Ты все, что есть у меня! Что станет со мной, если с тобой что-то случится?
– Со мной ничего не случится, Варенька. Я вернусь цел и невредим, обещаю тебе!
Прямо смотрели на Андрейку огромные серые глаза, подернутые поволокой слез, и столько было в этих глазах страха за него, столько преданности ему, что он не выдержал и, рухнув на колени, воскликнул:
– Варенька, касаточка моя ненаглядная, одно скажи: когда вернусь, пойдешь ли за меня?! Не погнушаешься ли мной таким?!
Девица вздрогнула и посмотрела на Андрейку в изумлении. От ее молчания оборвалось сердце. Вот же, дурень! Кой черт за язык дернул… Ну, какой из него жених для такой крали? Таких женихов на огороде выставлять ворон пугать, а он туда же! Теперь и на глаза ей показаться невозможно станет, лучше бы и не возвращаться из Крыма…
Но Варенька вдруг подалась вперед и сама опустилась на колени. По бледному лицу ее струились слезы.
– Милый мой, свет мой, да неужто дождалась я счастья своего… – с этими словами она прильнула щекой к изуродованной щеке Андрейки, и он, почувствовав теплую влагу ее слез, с трепетом обнял свою казавшуюся недосягаемой грезу.
– Радость моя, может ли быть, чтобы это взаправду… Может ли быть, что пойдешь за меня?
– Да ведь я за тобой хоть на север далекий, хоть в пустыню, хоть куда пойду! Босая да раздетая пойду, лишь бы только ты был рядом.
Еще крепче обнял Андрейка Вареньку, касаясь губами пшеничных волос:
– Ну, теперь-то
