ты…
Уленька покорно встала, налила из кувшина воды в тазик для умывания. Тетка смотрела на нее с явным неудовольствием:
– Тоща… Как жердь, тоща… Кто ж тебя такую возьмет. И бледная какая! Надо хоть подрумянить тебя будет. Прошу тебя, душа моя, не пугай ты их своими монашескими привычками, будь за обедом весела и приветлива, как подобает девице на выданье! Осорьины – люди хорошие, благочестивые, род их древний, имение достаточное. И сын их Юрий – молодец хоть куда! О лучшем женихе для тебя и мечтать нельзя! Слышишь ли ты меня или нет?
– Я слышу, тетушка, – кивнула Уленька, принимаясь расчесывать свои длинные, густые волосы. – И я все сделаю так, как вы велите. Буду приветливой и веселой. И по хозяйству покажу все, что умею. Только…
– Что «только»?
– Не надо румян, пожалуйста…
Тетка тяжело вздохнула:
– Бог с тобой! Будь бледным пугалом, коли тебе так больше нравится. Но если твой суженый тебя испугается, пеняй на себя! – с этими словами она распахнула дверь и зычно крикнула: – Варька! Стешка! Палашка! Живо подавайте боярышне одеваться!
Тетка оказалась права. О лучшем женихе мечтать было нельзя. Истинный богатырь русский… И, как подобает богатырю, всю жизнь на Царевой службе провел. Вместе с Государем Иоанном Васильевичем под Казанью и под Астраханью мужествовал, а затем и в землях западных. Иной раз годами Ульяна мужа не видела, зато уж как возвращался сокол ясный, так и наглядеться не могла на него!
Всю жизнь в любви и почтении друг к другу прожили – мало кому такое счастье даровано бывает. Детками Господь благословил – 13 их было, да, вот, только пятеро осталось. Шестеро сами померли, а двое сыновей на Царевой службе пали. Что делать! Бог дал, Бог взял…
Семья мужа быстро стала для Ульяны родной. Свекор со свекровью сердечно привязались к доброй, заботливой, ласковой и рачительной невестке. Иной раз две хозяйки под одной крышей ужиться не могут, но старуха Осорьина, оценив хозяйственную распорядительность невестки, постепенно сама передала ей все «бразды правления» в доме. Лишь одно огорчало в Ульяне добросердечную старушку: строгий пост, которым она продолжала «изнурять» себя, выйдя замуж.
– Куда ж это годиться, раз в день кушать! Тебе ведь деток родить, а на то силы потребны! А ну как захвораешь?
Но Ульяна не хворала. Ни разу в жизни. А свекровь вскоре была успокоена. Когда после очередного неурожайного года, Муром и окрестности наполнились голодающими, Ульяна озаботилась тем, где раздобыть для них еды. Выручки от продажи рукоделий не хватало, а распоряжаться имуществом мужниной семьи она не могла, как прежде и имуществом семьи своей. Тогда Ульяна стала просить себе и завтраки, и полдники, и ужины.
– Что это ты, милая, – лукаво спрашивала свекровь, – пока изобильные годы стояли, лишний кусочек съесть боялась? А теперь, как голод настал, так такая охота к еде в тебе, наконец, пробудилась?
– Так ведь детишек все больше делается, – улыбалась в ответ Ульяна, и впрямь носившая
