бросаясь на помощь к сестре.
Ада распласталась на полу, вокруг нее лежали осколки графина. Бедняжка упала так неловко, что все руки оказались посечены осколками. Из порезов, больших и маленьких, сочилась кровь. Она приподняла голову, увидела, что с ней приключилось, и залилась слезами.
– Быстро зови маму, – шепнула я побелевшей Ирме.
А сама сдернула с кровати простыню и попыталась, как могла, остановить кровотечение.
– Не бойся, не бойся, – повторяла я. – Ты не сильно поранилась. Сейчас все пройдет!
– Я буду уро-одкой, – рыдала Ада, но я, как ни странно, вздохнула с облегчением: если сестра переживает о внешности, значит, умирать пока точно не собирается.
– Ерунда. – Я старалась, чтобы мой голос звучал оптимистично, хотя внутри все дрожало от ужаса. – До свадьбы заживет!
Прибежала мама, ахнула, всплеснув руками, но почти сразу овладела собой. Послала за теплой водой и бинтами. В комнату ворвался папа, подхватил Аду, отнес вниз, к камину. Братьев, которые тоже переживали, но не знали, как помочь, отослал за врачом. Началась суета, но от сердца у меня отлегло. Было ясно, что жизнь Ады вне опасности, и врач подтвердил это. Он наложил несколько швов на особенно глубокие порезы, выписал сестренке маковое молочко, чтобы снять боль, и спустя пару часов в доме установилось относительное спокойствие.
Всех потряхивало, но волнение уже отпускало. Ада возлежала в ворохе подушек, как королева, и слабо стонала. Однако, судя по ее хитрому виду, сестренка оценила выгоду своего положения и решила воспользоваться ею по полной. Она жалобно просила то развести в камине огонь, то принести ей горячего взвара, то, напротив, требовала, чтобы ее обмахивали. И все беспрекословно подчинялись.
Не знаю почему, но я чувствовала себя виноватой. Ведь это я начала битву подушками. Хотя я не толкала ее, и мне, в общем, не за что было себя корить. Так бывает… Просто случайность!
К обеду мы все немного пришли в себя, и тогда случилась вторая крупная неприятность. Верн обварился кипятком. Служанка, как обычно, принесла на подносе чайник, который только что сняла с плиты и собиралась водрузить его в центр стола. Но фаянсовый чайник, служивший нашей семье верой и правдой много лет, внезапно лопнул, когда Тисса наклонилась. От неожиданности она разжала руки, роняя поднос.
По большей части кипяток пролился на пол и на стол, намочив скатерть, но досталось и Верну. Брат с воплем вскочил на ноги. Воспитание не позволило ему стянуть брюки прямо на глазах матери и сестер, и Верн опрометью бросился наверх. Отец и Корн побежали следом.
Вернулся только отец. Его взгляд скользнул по Аде, что приподнялась на подушках, ожидая известий, по нашим напряженным лицам. Глядя, как он осунулся от переживаний, я готова была подумать о самом худшем.
– Все хорошо, – сказал он, и мы с облегчением переглянулись. – От ожога останутся волдыри, но ничего страшного не случилось. Корн решил составить Верну компанию, а мы, пожалуй, продолжим обед.
В полной
