ко своим объемом, основательностью, прекрасным знанием источников, но и методологией. Все восемь глав этого труда – поступательное постижение на первый взгляд странной и архаичной поэмы Хераскова как закономерного и естественного этапа русского художественного сознания и национального мышления вообще. Исследователь вписывает произведение в русскую (от Кантемира до Майкова) и мировую традицию (античную, итальянскую, Нового времени – Мильтон, Вольтер), но не для того, чтобы придать ему более значительный статус, а для того, чтобы выявить своеобразие русского эпоса. Шестая и седьмая главы книги – «Наблюдения над композицией», «“Россияда” и сентиментализм» – осмысление поэтики «Россияды» как характерного и репрезентативного явления русского художественного сознания. Синтез классицистического и сентименталистского мышления, элементы рококо (см. раздел «Чувствительность и рококо»), выявленный автором в процессе анализа композиции, мотивов и образов, позволил говорить о традиции херасковского эпоса для последующей эпохи литературного развития вплоть до «Руслана и Людмилы» Пушкина.
Странный, казалось бы, выбор объекта исследования (ведь даже и в отечественном литературоведении «Россияда» почти не удостоивалась специального изучения, да и нередко вызывала ироничное отношение) закономерен для Петера Тиргена как ученого. «Во всем мне хочется дойти до самой сути» – так можно определить его не только исследовательскую, но и жизненную позицию. Эпическая поэма Хераскова – один из первых актов национального самосознания России в новое время ее истории – и в этом отношении обращение Петера Тиргена к «Россияде» глубоко не случайно: это осознанное стремление понять, как другая культура, другой язык и другая ментальность позиционируют себя в общечеловеческом культурном контексте.
Русский XVIII век привлек исследователя своей архаичной первозданностью, незамутненностью духовного и национального самосознания, когда многие понятия еще только формировались, когда остро стояла проблема творения литературного и метафизического языка новой русской словесности и закладывались основы классической русской словесной культуры XIX столетия. И позднее, обращаясь к «Путешествию из Петербурга в Москву» Радищева[2], к поэме Ломоносова «Петр Великий»[3], к рецепции и функционированию мотива «триумф Венеры»[4] в русской литературе XVIII в., Тирген осмысляет русский XVIII в. как феномен духовного развития нации, эстетических поисков и философского самоопределения.
Диапазон исследовательских интересов немецкого слависта широк: здесь и размышления о поэтике пушкинского стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»[5], и осмысление гоголевской «Шинели» как «теологического нарратива» в соотношении с Нагорной проповедью[6], и размышления о марионеточной природе гоголевского мирообраза[7], и сопоставительный анализ контрастных идеологем немецкой и русской картины мира[8], и анализ чеховских рассказов «Толстый и тонкий» и «Княгиня»[9], и рассмотрение поэтической мотивологии К. Бальмонта[10].
Цель нашего разговора о Петере Тиргене не обзор его трудов. Подробные сведения об этом можно отыскать на специальном сайте Бамбергского университета[11]. И список его трудов говорит сам за себя: в нем отражаются пристрастия ученого, вехи его творческого пути, интенсивность поисков… Но все-таки личность исследователя выражается, прежде всего, в пафосе его творчества, в той «осердеченной идее», которая питает его научный поиск. Быть может, понятие «пафос» недостаточно адекватно отражает дух изысканий Петера Тиргена, всегда предельно точных, фактически насыщенных и даже кажущихся почти позитивистскими. Но это лишь на первый и достаточно поверхностный взгляд.
Во всех трудах исследователя есть свой нерв и сквозная сверхидея. Начиная с разысканий о «Россияде», Тиргена волнует феномен русской духовности, шире – славянского духа, и еще шире – феноменология человеческого духа вообще. Одна из его программных работ носит характерное заглавие: «“Homo sum” – “Europaeus sum” – “Slavus sum”: Zu einer Kulturkontroverse zwischen Aufklärung, Eurozentrismus und Slavophilie in Russland und der Westslavia»[12]. Историю функционирования знаменитого афоризма Теренция «Homo sum: humani nihil a me alienum puto» («Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо») автор рассматривает как определенное историко-культурное понятие, в разные исторические периоды и в различные культурные эпохи (просветительство, евроцентризм, славянофильство) обретающее в России и Восточной Европе свое идеологическое наполнение и философское звучание. Определенное сужение объема понятия – следствие обостренных споров и национально-освободительного движения в славянском мире. И вместе с тем, по мнению ученого, тоска по общечеловеческим, общегуманистическим ценностям, идущая от Карамзина к Грановскому, Станкевичу, Белинскому – то, что Тургенев называл «идеализмом в лучшем смысле слова», всегда питала русскую мысль и определяла ее «всечеловеческую отзывчивость».
Zeitschrift fűr Slavische Philologie (далее – ZfslPh). 1973. Bd. 37. S. 101–116.
ZfslPh. 1975. Bd. 38. S. 120–127.
Slavistische Studien zum VII. Internationalen Slavistenkongress in Warschau 1973. Műnchen, 1973. S. 484–496.
Die russische Lyrik. Herausgegeben von Bodo Zelinsky… Köln; Weimar; Wien, 2000. S. 86–92, 421–423.
Gattungen in den slavischen Literaturen: Festschrift fűr Alfred Rammelmeyer… Köln; Wien, 1988. S. 393–412.
См.: Göttliche, menschliche und teuflische Komödien. Europäische Welttheater-Entwürfe im 19. und 20. Jahrhundert / Hg. A. Gier // Romanische Literaturen und Kulturen. Bd. 3. University of Bamberg Press, 2011. S. 37–69.
См.: Hamburger Beiträge für Russischlehrer 27. 1982. S. 175–190; Festschrift für H. Bräuer zum 65. Geburtstag… Köln; Wien, 1986. S. 585–608.
Byzantine Studies / Études Byzantines. 1981, 1984–1985. Vol. 8, 11–12. P. 387–394.
Schriftenverzeichnis Prof. Thiergen. [Электронный ресурс]. URL: http://www.thiergen.de/index.php5?titel=Schriftenverzeichnis&num=1.
ZfslPh. 1998. Bd. 57. S. 50–80.
