знал, что дверь ему никто не откроет, но потом раздумал. Некому было дверь для него открывать, а он все равно повторял этот ритуал каждый божий день с каким-то непреходящим упорством, даже когда уже перестал ждать и надеяться. Но сегодняшний внезапный бунт, удививший его самого, что-то в нем надломил, обновил и изменил.
Маркус расстегнул пальто и устало пошарил во внутреннем кармане своего бывшего выходного костюма, отстегивая пришпиленный английской булавкой – чтоб чего доброго не затерялся – ключ.
Войдя в дом, он машинально поправил картину в прихожей, хотя сегодня, вопреки обычаю, она висела идеально ровно. Маркус подумал и вернул картину в прежнее положение, привычно кривоватое.
На рисунке маленький румяный мальчик в голубой курточке скользил по раскатанной ледяной дорожке, и ярко-розовый шарф развевался у него за спиной.
Маркус грустно посмотрел на мальчика, слегка завидуя его детской бесшабашности. Мимоходом взглянул в надтреснутое в верхнем правом углу зеркало.
Давно бы пора заменить: разбитое зеркало – недобрая примета, да все как-то недосуг. Даже в потускневшей, слегка облупившейся амальгаме младший помощник все-таки ухитрился разглядеть, как сильно покраснели у него глаза.
«Наверно, я заболеваю», – решил он по пути на кухню. – «Ничего, сейчас вскипячу себе чайку и маленько согреюсь».
Он наполнил до краев зеленый эмалированный двухлитровый чайник, осознавая, что придется слишком долго ждать, пока вода закипит. Маркус давным-давно собирался купить новый чайник, электрический и поменьше – зачем ему такой большой для себя одного? Но руки все как-то не доходили.
До верхней полки буфета ему, коротышке, дотянуться было непросто. Надо бы притащить стремянку из кладовки, но Маркус чувствовал, что сил не хватит, пот и так катился со лба градом, при этом тело сотрясала мелкая противная дрожь. И он подтащил к буфету кухонную пластмассовую табуретку. Роста не хватало, пришлось встать на цыпочки, и он, наконец-то, нащупал в глубине посудного шкафа вожделенную банку.
Младший помощник уже давно превратился из плотного зрелого мужчины в маленького сухонького пожилого человечка, но даже под его почти птичьим весом ножки у табуретки начали катастрофически расползаться. Он пытался еще балансировать в воздухе, прекрасно понимая, что удержаться уже не удастся. Жальче всего было малины, которой он так надеялся себя побаловать. Банка разбилась вдребезги, в пыль, так, что трудно было различить, где в липкой темно-красной лужице искристым инеем сверкал сахар, а где – ставшие похожими на сахарную пудру осколки.
Юле очень нравилась елочная верхушка, которую они с Ромкой накануне купили в магазине на соседней улице взамен старой пики, уже слегка потускневшей и с обсыпавшимися блестками. Новая состояла из трех разноцветных шаров с небольшими выемками-гротами, куда можно было вставить лампочки от елочной гирлянды, чтобы шарики переливались в их мерцающем свете.
Юля потянулась, чтобы поправить малиновую лампочку в центре верхнего шара.
