словно продирается сквозь смыкающуюся за ней вощёную бумагу.
На платформе было полно народу. Но опять все упорно набивались в соседние вагоны, где образовалась давка, – этого же вагона не видели в упор. За воротом у Евы кто-то завозился, и на плечо выбрался котошмель. Отряхнулся. Расправил крылья. Почесался задней лапой. Вид у него был такой, будто он хочет сказать «мяу», но вместо этого котошмель зажужжал.
Глава 4
Визжок и любимая змея Клеопатры
Есть семьи, живущие групповым умом – прочным таким, в веках проверенным. Поддерживающие каждого своего члена, держащиеся как единый монолит. И даже если такие семьи не очень умны в отдельных своих зелёных веточках – они всё равно хорошо держатся на плаву. А есть вроде бы умные семьи, но где все члены отбегают друг от друга, не желая терпеть недостатки и неудобства – и семьи разваливаются, переставая существовать буквально на глазах: как обмылок в горячей воде.
Немного успокоившись, Ева решила избавиться от перчатки. Электричка к тому времени уже унесла своё составное тело к городу, и, сорвав перчатку с руки, Ева швырнула её с края платформы. Перчатка пару раз подпрыгнула и затихла рядом с выглядывающим из-под платформы полосатым матрасом, на котором, высунув язык, лежал грязно-жёлтый пёс уже, видимо, не дворянской, а железнодорожной породы. Грохот вагонов пса ничуть не пугал. Перчатку пёс обнюхал с вежливым любопытством, однако, ввиду её несъедобности, интереса к ней не проявил.
«Уж отсюда-то не вылезешь!» – мстительно подумала Ева про перчатку.
Решив, что на сегодня впечатлений достаточно, она на ближайшей электричке отправилась домой. Эта электричка была уже самой добропорядочной. Невидимая вощёная бумага не рвалась, магов не встречалось, а тамбуры были забиты дачниками и велосипедистами. Твёрдые рули велосипедов толкали Еву под рёбра, а каменные сумки дачников – под колени, но она так и проторчала в тамбуре до своей станции. Всё вроде бы было нормально, но Еве мерещилось, что кто-то не сводит с неё глаз. Два или три раза Ева останавливалась, а один раз даже пошла навстречу потоку, но опять же ничего подозрительного не обнаружила. Ни рыжего Пламмеля, ни его спутницы Белавы, ни кого-либо ещё.
«Померещилось!» – подумала она и заставила себя выкинуть всё из головы.
Мамы дома уже не было. Ева протиснулась в прихожую, из неё в полутёмную, с тикающую часами комнату – и плюхнулась на диван, который, как старый трухлявый гриб, немедленно окутался пылью. Запах пыли и сам диван подействовали на Еву успокаивающе. В детстве дедушка часто рассказывал ей на этом диване сказки, где традиционный сюжет щедро дополнялся красочными сценами:
«Ну, короче, идёт Иван-царевич по лесу, а навстречу ему зомби. Типичный такой челюстноротый гомидид. Открывает он свои жевала и спрашивает: «Ты, Иванушка, печень мою не видел? Найди её, а я тебе пригожусь!» Нашёл Иванушка его печень и пошёл дальше вдоль реки. Видит: навстречу ему русалка плывёт, а в руке
