долго, застрял что-ли? – суровый взгляд цепко осмотрел старика, – Самогонищем прёт, глотнул поди?
– Ничего и не глотал, – подслеповатые глаза смотрели предельно правдиво, – Пролил на себя чуток, когда переливал.
– Ну-ка, хватит болтать, скидавай с парня одёжку, – баба Нина поджала губы и выдернула бутылку из рук – И не крутись тут, старый хрыч. Сходи лучше телефон принеси, да затопи печь, чай не май месяц.
Дед Петя скинул с меня бушлат, стянул куртку и, тихо охнув, сказал:
– Мать, может мы…того…скорую вызовем?
– Пока твоя скорая доедет – лечить будет некого. Делом займись, не стой как пень-колода.
Баба Нина споро растирала моё тело перцовым самогоном и приговаривала:
– Ничего-ничего. Сейчас согреешься и полегчает, как новенький будешь. Мой старый видел, что ты на машине приехал…ну приехал и приехал, знать дела нашлись, а тут через день Верка с пацаном появилась, жена твоя с сынком. Здоровый вымахал, выше отца. К нам заходили, а мы что – видели, как приехал и всё. Она и номер оставила, вдруг какие новости. А потом, дня через три, они уже с полицаями приехали…
– С полицией, баба Нина.
– А я что говорю? Ну да…вообщем полицейские эти ходили – ходили, чего-то там осматривали, наших деревенских опрашивали. Даже этим забулдыгам, Олеське с Витькой, вопросы задавали. Они же лазиют где ни попадя, может чего и углядели. А чего углядят, пьянь эта? Они же трезвые только с семи до девяти утра. Олеська полицейским божилась, что видела тебя спускающимся в овраг, а потом бах и вспышка. Вот дурища-то, залила зенки и чудится ей незнамо что. Эти полицейские, потом, полезли туда и ничего не нашли. Вернулись грязные, злющие. Даже хотели Олеську арестовать за нарушение общественного порядка. Она же пьяная была в стельку. Верка ещё раза два-три была; последний день, в конце октября, с каким-то мужиком машину забирала. Тут, считай неделя пройдёт, и тебя бы без вести пропащим объявить могли. Ох, сколько у нас народу пропадает по России – тыщи, – бабка горестно покачала головой, – А ты вот нашёлся, повезло Верке.
Хлопнула сенная дверь и в комнату протопал дед, с охапкой дров в руках. Скинул их у печки и полез в карман:
– На старая, звони. Только по делу говори, а то знаю тебя – как к уху поднесла и два часа тра-та-та, тра-та-та.
Баба Нина накрыла меня бушлатом, отмахнулась от мужа, словно от назойливой мухи и стала медленно нажимать кнопки, старательно вглядываясь в маленький экранчик и шевеля губами:
– Кума …Андреевна…почта…сельсовет…соседи…ага, вот он, – послышались тихие гудки и затем ответил неразборчивый голос, – Вера, алё, Верочка, это ты?… Артём?…Мама где?… Ну дай ей трубочку…алё, здравствуй Верочка, это баба Нина…из Евтахино…да. Как у тебя дела?…Да…Да…Им бы бумажки составить, а потом трава не расти…Да…Нет, у нас всё нормально. Шкандыбаем потихоньку, хоть и песок сыплется. Я чего звоню…Новость радостную хочу сообщить – нашёлся твой Серёжка-то…Да живой он, живой, только на покойника похож…Не плачь, не плачь. Это я, дура старая, мелю всякую ерунду…Приезжайте, мы
