со мной! – Забаай первый вошел в спальню, где все еще лежало истерзанное тело Ирис в разодранных одеждах. Тамар же по-прежнему сидела на полу, привалившись спиной к кровати и глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом. Причем в жаркой закрытой комнате отчетливо пахло кровью, а над трупом вились жужжавшие мухи.
Римский губернатор с нескрываемым ужасом смотрел на Ирис. Он несколько раз встречался с ней и запомнил как красивую и необычайно любезную женщину. А теперь… К горлу его подкатил ком, он с трудом проговорил:
– Да… вижу. Доказательства неопровержимы. Рим не воюет с Пальмирой и ее мирными гражданами. Мы – хранители мира. Поэтому люди, виновные в этом ужасном преступлении, будут немедленно найдены, предстанут перед судом и понесут заслуженное наказание.
– Сегодня же, – сквозь зубы процедил Забаай. – До захода солнца этих преступников должны покарать. Душа моей ненаглядной Ирис взывает к справедливости, Антоний Порций!
– До захода солнца? Будь же благоразумен, Забаай бен-Селим! – взмолился губернатор.
– Я вполне благоразумен! – прогрохотал вождь бедави. – Я ведь не послал своих людей в город, чтобы перерезали глотки всем римским солдатам, которых встретят! Вот что такое благоразумие, господин мой!
Внезапно взгляд Тамар сделался осмысленным, и она тихо проговорила:
– Я смогу узнать этого центуриона и его людей, господин губернатор. Я никогда не забуду его дьявольских глаз, напоминающих синее стекло. В них не отражались вообще никакие чувства. Никакие, одна пустота! С ним пришли восемь человек, и лица их будут до конца жизни преследовать меня в снах. Я никогда их не забуду!
Антоний Порций в смущении отвернулся. Он частенько держался высокомерно, но при этом был человеком незлым и порядочным. А сейчас от свидетельств, представших перед ним, его слегка подташнивало.
– Госпожа моя Тамар… – мягко произнес он, снова поворачиваясь к женщине, сидевшей на полу. – Вы сказали, что эти люди – иностранные наемники. А откуда вы это знаете?
– Все они были очень высокие, – ответила Тамар. – С желтыми волосами, ярко-синими глазами и белой, как мрамор, кожей – в тех местах, где она не загорела под нашим солнцем. А разговаривали они… с каким-то гортанным акцентом – как будто не очень хорошо знают латинский язык. И приехали они верхом, господин губернатор. Одеты же были как легионеры. Поверьте, я не ошибаюсь. И то, что мне довелось перенести, не лишило меня рассудка. Я их помню! И буду помнить всегда!
Антоний кивнул и снова спросил:
– А вы совершенно уверены, что они поняли, кто вы такие?
– Мы с Ирис объяснили им это очень подробно, объяснили несколько раз. Но они уже с самого начала были настроены на злодейство, мой господин губернатор. Центурион заявил, что Ирис лжет и что она… – Тамар в испуге взглянула на мужа.
– Ну, что же еще он сказал? – с грозным видом осведомился Забаай бен-Селим.
