Николай, стоя среди белого, окруженного тайгой распадка, ему захотелось раствориться, исчезнуть; ощутить себя снегом, оборотиться лесом, птицей: стать всем, что окружало его, что он сильно полюбил здесь и чему, по собачьи, был так рад его неугомонный пес.
Неожиданно осмелевший Алтай вдруг бросился вперед, в долину. Отбежав сотню метров он странно закружился на одном месте, то и дело тычась в снег мордой. Немного в стороне проделал то же самое; засуетился, заметался и вдруг бросился к плотному пихтачу, не переставая лаять. Но ухо Николая ловило лишь глухую, липкую тишину. Казалось, что ничего особенного не происходит. Однако заливистый лай Алтая убеждал его в обратном, навевал сомнения и тревогу. Однообразие запахов, какие он мог уловить неуклюжим, человеческим носом, ни о чем ему не говорило. Собака исчезла, укрывшись зеленью пихт. Николай последовал за ней, ловко скользя на лыжах, чувствуя как по телу пробежала ощутимая дрожь. Алтая что- то встревожило… Николая насторожило поведение пса, и некая таинственность окутавшая долину.
Алтай стоял в редколесье, у кромки, за которой стеной разметалась непролазная чаща. Он яростно рычал, уставившись в неподвижный холмик, запорошенный снегом. Продираясь сквозь мелкую поросль, Николай стремился подойти ближе. Алтай то лаял, то неистово ворчал, не в силах сдерживать гнев. Шерсть на загривке собаки ходила ходуном, волнуя озадаченного хозяина. Николай велел собаке замолчать, но псу было так трудно сдержаться, что он, то и дело, порывался лаять, не в силах устоять от соблазна. И лишь после того, как хозяин вскинул винтовку, стих.
Оружие было куплено в своем же поселке у мужиков охотников; не весть какая, старая винтовка, но била не плохо; сам дед проверял.
«За сотню шагов, почитай, белку с ветки снял. Бери, – говорит, – в самый раз тебе, осечки не дает – это главное. С ружьем какая охота, только ноги бить, да ворон, что без нужды на мушку лезут.»
Хотя и была у Николая двустволка, с Брянщины в память прихватил, но для охоты не гожа; редкий зверь на выстрел подпустит.
Подойдя ближе, Николай ткнул холмик прикладом и осторжничая отскочил в сторону. Алтай стоял рядом; шерсть на его загривке переливала волнами, мощные лапы вросли в снег, зубастая пасть оскалилась. В наступившей тишине слышалось лишь надрывно-клокочущее ворчание неудержимой собаки. В ответ ни единого движения; холмик остался на своем месте и лишь Алтай неравнодушно клацал клыками. Тронул еще раз; там, под снегом, было что-то мягкое и упругое: «Что же это может быть? Схоронившаяся от хищников птица или зверь какой …? Они бы непременно переполошились, пытаясь скрыться – спастись бегством. Однако нет… Взгорок довольно внушительных размеров, стало быть кто-то прячется под свежевыпавшим снегом. Вот только кто…?» – путался Николай в догадках.
Правильно говорил дед Никифор: " Будет еще и у тебя, Николаша, масса неразгаданных вещей. У любого охотника, восп
